Долгий путь скомороха
Шрифт:
– Так сестра моя уже пятый год как вдова. Всё хозяйство теперь на ней. Дочек своих она, конечно, в терему держит, но не в такой строгости, как мы здесь живём, – боярыня поправила платок на голове. – Вот там и встретился нам сынок местного писаря Андрейка. Шебутной, шустрый, востроглазый паренёк. Он всё сына моей сестры Дмитрия обучал, как силки на птиц да на зайцев в поле ставить. Колесо крутил забавно, на руках ходил. Вот как наподобие вашего мальчишки-скомороха, – с чувством произнесла она и тут же спохватилась. – Это я случайно из окна
– Нет ничего стыдного в наших представлениях. И при дворе Великого государя скоморохи потешки показывают на радость людям, – усмехнулся Ратмир, не сводя с неё глаз. – Продолжи свой рассказ, боярыня.
– Только не говори боярину моему, скоморох. По секрету тебе скажу, что не держали мы там такой строгости. И дети наши гуляли и играли вместе – и боярские, и дворовые. И ничего зазорного в том не было, потому что игры эти детские были, – возбуждённо произнесла боярыня. – Попробуй-ка посиди в тереме весь век! Поневоле взвоешь от тоски и отчаянья…
– Это правда, боярыня. Прожить всю жизнь в терему, это как в клетке прожить, – согласно кивнул Ратмир.
– А как зовут тебя, скоморох? А то неловко как-то получается с тобой беседовать, не зная имени, – неожиданно спросила боярыня.
– Ратмир я, боярыня, – просто ответил скоморох. – Ты не обращай на меня внимания, а продолжи рассказ свой про зазнобу Богданы. Сильно ли он полюбился ей? Присылали ли они сватов?
– Какие сваты, скоморох?! – удивилась боярыня. – Он же сын писаря! Просто запал Андрейка этот ей тогда на душу. Грозилась даже сбежать к нему…
– Когда она грозилась сбежать?
– Да в тот же год и грозилась в шутку. А потом уже и успокоилась.
– А в этом году часто она о нём вспоминала?
– Да почти и ни разу…хотя нет – пару раз упоминала его имя…
– А вот теперь, боярыня, прямо слово в слово надо вспомнить, что именно она сказала и как она говорила: грустно, весело, ласково…
– Помню, она мне сказала пару месяцев назад, что счастливы те девицы, которые сами могут выбирать себе суженых. Я тогда, смеясь, спросила у неё – а кого бы она выбрала. И тогда Богданушка засмущалась и, покраснев как маков цвет, прошептала имя Андрейки, – слабо улыбнулась боярыня и, уткнувшись лицом в расшитый платочек, тихонько заскулила.
Ратмир, сжав губы, покачал головой и спросил:
– Андрейка этот не мог так с ней поступить?
– Да бог с тобой, скоморох! Он же тоже ещё совсем дитё. Да и как бы он с Новгорода сюда добрался бы?!
– А как ты сама думаешь, боярыня, кто бы мог такое сотворить? Кто из ваших гостей имеет к боярину твоему ненависть лютую? Ведь так поступить с боярышней мог только либо безумец, которому вы отказали, либо тот, кто очень хотел отомстить тебе или боярину за что-то. Вспоминай, боярыня, вспоминай. Сама говоришь, что чужих людей у вас на дворе не было.
Ратмир встал с лавки
– Здесь стояла Богданушка, когда мы на площади потешки показывали? Или у вас все окна можно так отворить? – неожиданно спросил Ратмир, не поворачиваясь от окна. – Не бойся, боярыня, говорить, просто мы все видели ваши фигуры в окнах за кисеёй. То и понятно, что каждому интересно посмотреть представление скоморохов.
– Да, Богданушка стояла именно там и каждый раз как малое дитя хлопала в ладоши, когда была какая-нибудь смешная картинка, – подошла к нему за спиной боярыня и показала на соседнее окно: – А там я стояла.
– Кто ещё был в светлице в это время?
– Мои племянницы – Глафира и Степанида. В этот раз они приехали к нам погостить, но с моим Светозаром Алексеевичем не забалуешь. Поэтому и они сидели с нами всё это время в тереме.
– Ещё кто-то был?
– Нянюшка Богданушки – Марфа Васильевна. Да она уже старая – толком ничего не видит. Вот и сидела там, на лавочке в уголке. Нас всё ругала, что мы на эти, как она говорила, бесовские потехи смотрим. Страшным судом грозилась… Надо было послушаться её… Глядишь, Богданушка была бы жива сейчас…
– А как бы мне прямо сегодня переговорить с этой нянюшкой? Она, получается, была последней, с кем разговаривала твоя дочь в тереме в тот вечер, – Ратмир выжидательно посмотрел на боярыню Скобелеву.
– Так нет её сейчас на подворье, – покачала головой боярыня. – Как только прознала, что Богданушку убили, так с ней родимчик и приключился. Сын её приезжал и увёз к себе в деревню. Батюшка сказал, что вряд ли она такой удар перенесёт. В беспамятстве, говорит, лежит.
– Это плохо, – с досадой покачал головой Ратмир. Он прикрыл окно и отошёл от него. Мельком глянул на боярыню и тут же отвернулся:
– Мне сказали, что ещё и старые тётушки живут тут с вами…
– Живут, живут… Только они не тётушки мне. Это старшие сёстры боярина Светозара Алексеевича. В жёны их никто не взял, вот они живут в тереме всю жизнь старыми девами. Думал Светозар Алексеевич их в монастырь отправить, да они так не хотели, так не хотели… Вот и я его упросила их оставить, всё-таки не чужие люди.
– А не чувствовала ты, боярыня, что завидуют они счастью твоему бабскому? – спросил Ратмир.
– Как же не чувствовать? Конечно, чувствовала. Да и они не скрывали, – вздохнула боярыня. – Частенько говорили, какая я счастливая, что и детишек нарожала, и что счастье женское познала.