Долгий сон
Шрифт:
Откуда такие журналы у Христины, где она их берет, ни разу даже не задумывалась. Теперь понятно, что тащит втихаря у Него. Значит, все правильно. Вот откуда такое сходство. Вот откуда знакомые словечки. Вот откуда браслетик, который точь-в-точь как подаренный ей месяц назад. Все, дочечка. Ты приплыла. Или мы обе приплыли? И что теперь?
А теперь… А теперь ты у меня будешь избранной. Это я тебе точно говорю.
— Это я тебе точно говорю, девочка. Не нужны тебе настоящие наказания, потому что ты, во-первых, к ним не готова, во-вторых, я не нарушаю кодекс. Ни уголовный, ни какой другой. Особенно добровольности. Настоящее
— После нее вы меня бросите.
— С чего это ты взяла?
— Знаю. — Ответила так уверенно и спокойно, что он даже не нашелся, что возразить и только куда внимательнее, куда пристальнее вгляделся в лицо своей «вечерней дочки».
Помедлил, пробормотал «Не решай за меня, девчонка!» и вдруг разрешил:
— Ладно. В следующую пятницу. Время то же. Я надеюсь, мне не придется тратить время на объяснения, уговоры, упрашивания? И надеюсь, тебе нет необходимости напоминать, что эта твоя протеже должна быть столь же надежной и молчаливой, которой оказалась ты сама? Вот и хорошо. Тема закрыта до следующей пятницы. А сейчас… Настоящего наказания не обещаю, но кляп придется принести. Только сначала зажги свечи и принеси ремень с заклепками. Все, девочка. Работать!
— Слушай, а он точно не маньяк? — в сотый раз спросила Христина, спотыкаясь рядом с Олей. — Что, и вправду пару раз он с тобой по-английски говорил? Блин, ну откуда в этом зачуханном городке такие люди… Что, и вправду этой плеткой модно еще и засадить? А наручники и вправду руки совсем не режут? Офигеть… Олька, а повязку на глаза обязательно? И почему молчать, пока не спросит?
— Слушай, Христик, я тебе уже объяснила все тыщу и один раз. Кончай словами поносить, или идешь, или ну тебя на хрен!
— Так иду же, ты чего! Так прикольно будет, да? Деньги по фигу, мне на дух не надо, зато… Ой, Олька, я сама не знаю, почему так охота попробовать…
— Опять понос?
— Все, молчу.
— Вот и молчи.
— Это у вас всегда тут? А что за хата? А-а, постоянно съемная? Одна и та же? И все он тут держит? Ну, нормальная хатенка, обойчики прикольные, а тут что… упс… — это и есть скамья для порки? Вау, а ремней сколько! Ты все уже пробовала? Офигеть — этот с клепками, я же помру с одного удара…
— Тебе и не будет таким. Тут опыт нужен.
— Ох, какие мы опытные все из себя! Вот из принципа скажу ему, чтобы этим!
— Запомни. — Медленно и внятно сказала Оля. — Ничего. Ни разу. Ни словом. Ни писком. Ты. У него. Не. Просишь. И. Ничего. Ему. Не. Говоришь. Только с его разрешения и только глядя в пол. Повторить? Или у тебя принцип ничего не понимать даже с пятого раза?
— Да ладно тебе… я просто завелась… извини я молчу, я больше не буду. Упс… А ты сразу раздеваешься? А мне? А
— Что там за мычание? — деловито спросил с порога, оглядев встречающую Олю.
Странно… Не раздета… Не на коленях. Палец к губам? Хм…
Встретила у дверей, сдавленным шепотом, нервничая и опуская глаза:
— Она там. С кляпом. И повязка на глаза. Она вас не увидит и не узнает. Только сильно не надо, она первый раз. Она уже готова, я все сделала…
Теперь уже его палец к ее губам.
— Лишняя болтовня, девочка.
Ответил негромко, подчиняясь умоляющим глазам Ольги. Хм… С чего бы все это?
Скрипнул дверью, входя в комнату, где ждала новенькая «вечерняя дочка».
И все-таки он был Избранный. С большой буквы. Ни лицом не дрогнул в мгновенном узнавании, ни глазом не моргнул — только до белого бешенства сжатые костяшки пальцев…
Постоял, глядя на растянутое, голое, напряженное в ожидании тело. Повернулся к Ольге:
— Ты была права. Может быть, ты больше и не понадобишься. Я заплачу тебе отдельно и очень хорошо.
Гордо вскинула голову:
— А наказание? Ну, настоящее, самое-самое настоящее? Напоследок, чтобы для ненависти!
— Да. Ты опять права. Я позову тебя. Потом. А теперь иди. Мне надо поговорить с дочкой.
Январь 2007 г.
Цикл «Причастие»
Причастие
Хорошо забытое новое
Тяжело, прерывисто дыша, Алена с трудом расцепила туго схваченные за столбом руки. Мотнула головой, сбрасывая с лица прилипшие волосы. Из-под густых ресниц мокро пролегли дорожки щедрых слез, она даже не пыталась вытереть их, только хрипло шепнула сквозь распухшие от сильного кусания губы:
— Кринку…
Кряжистый, до глаз заросший бородач подхватил с пола большую глиняную кружку, поднес к губам женщины. Алена жадно припала к ней, расплескивая воду на грудь, но как только вода охладила сухой рот, она тут — же сжала губы и отрицательно мотнула головой. Еще несколько раз сильно, всей грудью вздохнула, и еще тише проговорила:
— Не воды. Водки!
Мужик недовольно пробурчал:
— Воды все ж выпей — вся ведь потом изошла, девка… Нутро пересохнет. Потеешь-то в три ручья, да и горло надсадишь — небось сама не слышала, как орала! Да уж ладно — мне и водки не жаль…
Подал мятую железную кружку. Алена взялась двумя руками, сдерживая дрожь и неловко, но отчаянно вцепилась ртом в край: мутноватый первач ожег пересохшую гортань, заставил поперхнуться. Но молодая женщина упрямо глотала водку, отгоняя туман перед заплаканными глазами и хоть немножко отходя от страшного, рвущего пламени на теле.
Мужик только хмыкнул, когда Аленка чуть не уполовинила кружку первача и подал воду, требовательно проговорив:
— Запей! Больше пей, девка…
Теперь Алена, переводя дыхание, приникла к воде. Напившись, нашла силы вытереть лицо. Потрогала пальцами губы: