Долгорукова
Шрифт:
— Ваше величество, — не сдавался Лорис-Меликов, — вы не хотите думать о себе, о своих близких, о нас, ваших верных слугах, но тогда подумайте об этом, — он кивнул на бумаги, — ведь через сто лет про нас всех забудут — какими мы были, кого любили, с кем сражались, а вот это — в скрижалях. И если Богу будет угодно, чтобы Россия стала наконец великой страной, то реформы, открывшие ей путь к величию, получат ваше имя. Как Петербург имя Петра. Вы должны беречь себя не ради себя только, но и ради России.
— Ну полно, что ты так всё драматизируешь.
— Его высочество обещал искренне. Но если, не дай Бог, вас не будет рядом, а будут все эти...
Константин сказал:
— Знаешь, Саша, Михаил Тариелович прав. Я очень люблю Сашу, хотя он и не самый почтительный племянник, но я вовсе не уверен, что он станет продолжать то, что начал ты.
— Почему же это? Он обещал мне.
— Потому хотя бы, что у тебя воспитателем был Жуковский, а у него Победоносцев. Вот почему. И я тоже прошу тебя поберечься и не рисковать зря, пока их всех не переловят.
— А когда же это произойдёт? Что же мне под домашний арест сесть прикажете?
— Я надеюсь, Ваше величество, — сказал Лорис-Меликов, — что это произойдёт в самое ближайшее время.
Кибальчич, Суханов, Грачевский готовили метательные снаряды. Им помогала Фигнер. Она обрезала банки из-под керосина, остальные готовили гремучий студень и заполняли им банки.
К Зимнему подкатили сани, в которых сидели Варя и X. Варя вышла и обернулась к X.
— Может, пойдём со мной?
— Нет, у меня ещё дело в городе.
— Опять?
— Нет, нет, не то. Это другое.
— Что же?
— Секрет.
— Что же может быть секретом от меня да ещё на ночь глядя. Или карты, или женщина.
— Да, — усмехнулся он, — ты угадала. Женщина. Но только не в том смысле. Я после объясню. Потом как-нибудь. Когда всё кончится. — И он сказал кучеру: — Трогай.
— Хочешь, я приду к тебе, — крикнула она вслед.
— Я не знаю, когда вернусь...
Варя поднималась по лестнице, а навстречу ей шёл Лорис-Меликов.
— Поздравьте меня, дорогая Варвара Игнатьевна, это великий день в истории России. — Он вынул из папки лист бумаги. — Вот, проект правительственного сообщения. И все подписи — и Его величества, и их высочеств.
— Его опубликуют в газетах?
— В самые ближайшие дни. Если в среду Совет министров поддержит этот проект, а я надеюсь на это, то уже в четверг он будет опубликован. Но я сегодня же
— Да, он пригласил сыграть с ним в карты.
— Ну что ж, желаю и вам выиграть. Я свою партию уже выиграл.
К Кате зашёл Александр.
— Ну что ж, ангел мой, поздравь меня, дело сделано. Я только что подписал проект правительственного сообщения, в четверг оно будет опубликовано в газетах, надеюсь, оно произведёт хорошее впечатление. Во всяком случае, Россия увидит, что я дал ей всё, что возможно, и мне бы хотелось, чтобы она узнала при этом, что я это сделал благодаря тебе.
— О, я была бы так счастлива, — она протянула ему руки.
X. зашёл в очередную кофейню и увидел сидящую в углу Перовскую. Она, склонясь над столом, говорила что-то сидящему напротив мужчине. Он, выслушав её, кивнул и ушёл.
X. подошёл к её столику.
— Вот мы и встретились опять. Опять кого-то ждёте?
— Но не вас, — резко ответила Перовская и поднялась.
— Минуту, — остановил её X. — Присядьте на минутку. Я должен сказать вам кое-что. Сядьте. — Она присела.
— Ну что? Говорите скорее, я спешу. — Он помолчал, поглядел на неё, на людей вокруг. Она нетерпеливо сказала:
— Ну?
Он медленно, почти по слогам сказал:
— Пожалуй, ничего... — Встал и, не оборачиваясь, ушёл. Она удивлённо глядела ему вслед.
Александр, Катя и Варя садились играть в карты. Александр был весел и казался беспечным.
Варя, усаживаясь за ломберный стол, сказала ему:
— Мне сейчас встретился Лорис. Он жаловался, что Ваше величество не слушает его советов и собирается завтра на развод в Манеж.
— Естественно.
— Ваше величество, мой голос, конечно, не столь громок, как голос министра внутренних дел, но позвольте мне сказать, что моё беспокойство за судьбу Вашего величества не меньше. И я тоже умоляю вас не ездить завтра.
— Да разве он нас послушает, — сказала с досадой Катя. — Я тоже умоляла, а Саша только отшучивается.
— Нет, но в самом деле, мои дорогие дамы, почему же я не должен ехать? Не могу же я жить в своём дворце как узник. Нет, решено, я поеду и довольно об этом, — он стал сдавать карты. — К тому же, — вспомнил он, — вы зря волнуетесь. Если даже и случится что, так это будет только ещё шестое. Вот после него будем волноваться все вместе.