Долгота дней
Шрифт:
— Прыгай на коня, девка, — раздался внезапно где-то над ней громовой голос, — самой тебе не убежать!
Лиза даже присела от неожиданности.
— Давай руку! Не бойся! Гопота змеиная здесь тебя не достанет. И не таких под Москвой в свое время делали!
Лиза Элеонора подняла голову и увидела, что говорит с ней не кто иной, но сам Петро Конашевич-Сагайдачный, православный шляхтич герба Побог из Перемышлеской земли, гетман Войска Запорожского, кошевой атаман Запорожской Сечи, авторства скульптора Швецова, архитекторов Жарикова и Кухаренко. Доверчиво улыбнулась ему Лиза, протянула руки. В следующий момент
Полетели они высоко над Украиной. И посыпались Лизке в рот звездные вареники, которые заедать приходилось лунной сметаной. В ковше у Большой Медведицы Синий котик в желтой лодочке качался, драп курил, Лизку веселил и песенки распевал исключительно на галицком диалекте. Шевченко в немецком костюме, итальянской соломенной шляпе кланялся Елизавете от самых Магеллановых облаков. Пузатый масляный Гоголь выпивал за ее здоровье старинную серебряную чарку водки, стеснительно заедал ее соленым рыжиком и пирожком с капустой.
Приземлились они на старом хуторе под Кульчицами, что у самого Самбора. Гетман спешился, ввел Лизу в низкую, но просторную хату. И увидела она собрание мужей сколь мужественных, столь и прекрасных. И были тут Иван Борецкий и Александр Вертинский, Андрей Шептицкий и Симон Петлюра, Тарас Шевченко и Пауль Целан, Владимир Великий и Леся Украинка, Илья Репин и Олег Лишега. Уже виденный сегодня Григорий Саввич Сковорода приветственно помахал ей рукой. Николай Гоголь, король Даниил Галицкий (без лошади) работы скульпторов Ярича и Романовича и архитектора Чурило, и Богдан Сильвестрович Ступка в роли Ореста Звонаря за отдельным столиком играли в подкидного и пили горилку. Сергей Нигоян слушал комментарии Петра Могилы к Евангелию от Луки. Здесь ели, пили, смеялись, говорили, спорили, распевали песни, читали стихи Ярослав Мудрый, Сирко, Кожедуб, Коновалец, Довженко, Махно, Саломея Крушельницкая и Василий Стус, Мария Примаченко и Михаил Грушевский. Хмельницкий, Котляревский, Орлик, Коцюбинский, Мазепа, Святослав Игоревич и Павел Петрович, Лесь Курбас и Олесь Гончар, Анна Киевская и Голда Меир, Хюррем Хасеки Султан и Анатолий Соло-вьяненко, Владимир Даль и Михаил Вербицкий, Уильям Шекспир и Альберт Эйнштейн — все были веселы и пьяны.
Тысяча гостей собралась в этой низенькой сельской хате. Кто по праву рождения, кто по праву смерти. Кого сюда привела кровь, а кого — судьба.
А кто-то зашел на огонек, поскольку любитель выпить.
— Внимание, пани и панове! — захлопал в ладоши Довженко, выйдя в центр. — Как режиссер праздника объявляю ночь пред Рождеством открытой!
Раздались оглушительные аплодисменты. Невидимый хор запел «Многая лета». И пел он так громко, что у Лизки чуть мозг из ушей не вытек.
— Терпи! И никому не смотри в глаза, — посоветовал гетман, склонившись к самому ее уху. — Что б тебе ни говорили, отвечай — добре, пан. И больше ни слова. Поняла?
— Добре, пан гетман! — ответила ошалевшая Лизка. — А что такое говорит этот человек? В самом деле ночь перед Рождеством? Неужели прошел целый месяц, как мы летели из Киева?
— Можно подумать, ты против?
— Да что вы! — смутилась Елизавета. — Просто
— Это ж какое такое дело? — подкрутил усы пан Конашевич и подмигнул Мазепе. — Небось, карусель спалить хочешь, что крутится на Софиевской?
— Откуда вы знаете? — удивилась она.
— Секрет-то небольшой! Мы все, кто тут собрался, хотели бы того же самого, даже не сомневайся!
— Но как же я успею попасть туда, если ночь уже началась? А кроме того, мне ведь слона в вышиванке найти надобно! Ганешей зовут.
— Не нервничай! — усмехнулся Сагайдачный. — Времени больше нет, так что спешить некуда. Выпей, покушай, отдохни. Ничего не бойся. Ты взрослая девочка, самостоятельная. Достанем мы тебе слона. И потом, скажу тебе по секрету, не в слонах счастье.
— Между прочим, — кивнул ей Мазепа, — Украина всегда славилась слонами и футболом.
— Украина славится в веках, — кивнул Степан Бандера, — слонами и агрономами!
— Они шутят, русская девочка, — ласково сказал неизвестный солдат, на шевроне у которого золотой лев стоял на задних лапах и три золотые короны плыли на голубом поле, — не обращай внимания!
— Вообще-то, — забыв о совете, данном Сагайдачным, вспыхнула Лиза и встала из-за стола, — я украинка. Могу и на улице постоять. Пан гетман обещал помощь. Только потому я здесь. Пан Сагайдачный, зачем вы меня сюда привезли? Чтобы шутки шутить дурацкие?
Тут же вокруг все затихло.
— Ну вот, — в сердцах сказал гетман, хотя по его внешности было видно, что сказанные слова пришлись ему к сердцу, — весь праздник испортила! — Он швырнул салфетку на стол. — Зачем было спешить с вопросами? Посидели бы, выпили, поели, песен бы попели. А теперь, считай, ночь насмарку! Раз в году собираемся по-людски, да и тут баба всю радость перебила!
— Да, нехорошо вышло, — покачала головой Голда Меир. — Только ты, девочка, никакая не украинка, ты еврейка, типичная жидобандеровка. Поэтому здесь и сидишь. Да и я здесь исключительно только поэтому.
— Это почему же жидобандеровка? — подняла брови Лиза.
— Да потому, — сказал Богдан Хмельницкий, покраснел и нервно засмеялся.
Тут же где-то заливисто засмеялись невидимые дети. Заиграла токката и фуга ре-минор для органа. К девушке подошел ребе Нахман, улыбнулся и протянул ей крохотного слона в вышиванке, с трезубом в сердце и звездой Давида во лбу.
— Возьми святую игрушку, ребенок, и ничего не бойся.
— И что, этот маленький слоник и старая книжка остановят войну? — Лиза внезапно даже для самой себя заплакала. — Я ведь взрослая, знаю, в сказки верить глупо. Но, ребе, мне больше не во что верить.
— Уж лучше будь глупцом, — сказал старик, потихоньку исчезая, — верящим всему на свете, нежели шлимазлом, не верящим ничему.
Стоило ему раствориться в свете свечей, как гости разом заговорили. Сагайдачный погладил ее по голове и пропал. В тумане истаяла хата. Звезды, крупные, как суповые тарелки, повисли перед глазами. Меланхоличный котик зевнул, слез с ковша Большой Медведицы, уселся к Лизе на колени и сказал:
— Ты спишь. И все идет своим чередом. Но буквально через минуту сон закончится. Ты окажешься в машине «скорой помощи», застрявшей в пробке как раз напротив треклятой карусели на Софиевской площади.