Долгожданная кража
Шрифт:
Оркестр молчит, у него работа впереди, только барабанщики своей дробью задают ритм, и мы шагаем суровые и сосредоточенные, а в душе даже у самых циников и прожженных давно укоренившимся скепсисом сотрудников рождается ощущение коллективной силы и что-то по-детски наивное и доброе. В этот момент все мы искренне верим, что призваны защищать людей и нам по силам сделать это. Только вот спроси после марша что-нибудь про это, и вас тут же засмеют. Не принято среди сотрудников признаваться в подобных высокопарностях.
Пойти-то пойдём. Только вот погода… Отцам революции было угодно учредить милицию на третий день сотворения нового мира. Понятно, тут не до климатических
При этих мыслях плечи мои сами собой передёрнулись — б-р-р-р. Сыпал мелкий дождик, который как бы и не дождик, но промочить насквозь умудрялся очень эффективно. Захотелось раскрыть зонт над головой, но зонта в моём хозяйстве не наблюдалось. Да и вообще, ходить с зонтами по нынешним временам пристало больше женщинам, мужики предпочитали гордо мокнуть, не прибегая к подобному баловству. Вы когда-нибудь видели, чтобы по деревне шёл мужик в стёганой телогрейке, резиновых сапогах и с зонтом? То-то и оно! А в нашем городе выходцев из колхозов — каждый второй почитай. Всё из-за великих строек.
Я только поднял повыше воротник своей курточки, которая, если честно, не спасала ни от дождя, ни от холода. До родной общаги ещё минут десять топать, а эта гнусная слякоть прекращаться не собиралась. Я возвращался с неудачной охоты. Требовалось найти в продаже какие-нибудь ботинки потеплее — всё-таки зима на носу. При отсутствии хоть какой-то навигации (в будущем понимании этого слова) на сей счёт или минимальной рекламы — квест тот ещё. Пришлось обходить ножками магазин за магазином в наивной надежде нарваться на тот, где именно в это время на твоё шикарное счастье «выбросили дефицит». Дефицита не было, и приличного недефицита — тоже. К концу своего рейда я начал склоняться к мысли, что придётся поступить по-прошлогоднему — милицейские ботинки с шерстяным носком маминой вязки. От сильных морозов не спасут, но это лучше, чем ничего.
Мокрые сумерки быстро сгущались, обещая близкую темноту. Редкие фонари в радужном гало из дожевых капель освещали разве что самих себя. На слегка подсвеченной глыбе спортивно-концертного зала «Алмаз» виднелась какая-то афиша. Подойдя поближе, обнаружил изображённого на ней Высоцкого. Да, Владимир Семёнович недавно подарил радость череповчанам своим кратковременным посещением города и единственным концертом здесь, в «Алмазе». Мне тоже выпала удача урвать билетик и оказаться причастным к числу избранных, видевших Высоцкого «вживую», пусть даже с тридцатого ряда битком набитого зала.
Владимир Семёнович давно уехал после своей стремительной гастроли, а благодарный «Алмаз» всё ещё хранил память об этом событии и ни в какую не желал расставаться со старой афишей. Один угол её оторвался и хлопал под ветром — чем не аплодисменты великому барду? Хотя, насколько я знаю, народный кумир очень не любил, когда его называли «бардом».
Я миновал стадион «Металлург» и двинулся в направлении улицы Металлургов. А какие ещё названия должны быть, если чуть не в каждой семье хоть кто-нибудь да имеет отношение или к работе на металлургическом заводе или к его не прекращающемуся строительству? Дальше мне предстояло «срезать угол», пройдя наискосок через тихий двор, образованный пятиэтажками.
Ещё невидимый в тени дома, я присмотрелся — машина, а рядом с ней две тени. Скрежетнул металл. Тени замерли, потом осторожно зашевелились снова. Владельцы авто так не поступают. Они сейчас бы громко и без утайки выгружались, поторапливая друг друга, чтобы не мокнуть, или наоборот, так же торопливо и шумно загружались, создавая суматоху и мешая друг другу.
Тени тихонько копошились у машины. Но вот в каком-то окне ближайшего дома загорелся свет, и темнота под деревьями побледнела, совсем чуть-чуть, самую капельку, однако этого оказалось достаточно, чтобы увидеть в руках одной тени что-то длинное и серебристо-блестящее.
«О-о-о, брат, это жулики!» — шепнул мне где-то внутри моего сознания мультяшный Карлсон с мотором. Не тот, который от Астрид Линдгрен, того я не люблю, а наш, советский. И я ему поверил. Если предположить, что длинное и блестящее — это металлическая линейка, тогда и Карлсон не нужен, чтобы понять: эти ребятки собираются вскрыть чужую машину. Зачем? — Конечно, не для того, чтобы положить туда свою скудную месячную зарплату. Скорей наоборот, поживиться чем-нибудь, а ещё лучше — угнать. И что теперь делать?
Карлсон сделал свой проницательный намёк и улетучился, а его место занял мой скептический альтер эго. Вижу — вижу, — начал он нудить, — хочешь изловить их, не дать совершиться худу. Сказать потом, скромно потупив глазки: на моём месте так поступил бы каждый. Только сначала вспомни, кто ты теперь. Ты теперь вахтёр, выпнутый из уголовного розыска за всё, как говорится, хорошее.
А не пойти ли мне и на самом деле мимо, или даже обойти это место другим путём, подумалось мне. Пусть каждый занимается своим делом. Моё нынешнее дело — жуликов сторожить. А эти ребята у машины, может и не угонщики вовсе? Мало ли что им срочно потребовалось сделать, например, слабый аккумулятор домой затащить? А тут я — руки вверх! Стоять! Бояться! Глупость какая-то! И вообще, раскрытие преступлений — дело уголовного розыска, к которому я теперь отношения не имею.
Все эти мысли проскочили в моей голове за один стремительный миг. Я в это время тихонько отступил назад, в самую гущу темноты. И правильно, и нечего… — одобрил мои действия внутренний голос, а когда я завернул за угол дома, он и совсем успокоился, глупый. Неужто где-то в глубинах бытия существую какой-нибудь «я», очень похожий на этот дрожащий от страха хвостик?
Никуда я, конечно, не ушёл. Просто видел раньше за углом будку телефона-автомата. Туда-то я и направился. Открыл дребезжащую всеми своими остатками стёкол дверь и убедился, что этот номер у меня не пройдёт — тяжёлой, несокрушимой никакими катаклизмами трубки на месте не было. На её месте уныло покачивался огрызок провода, спрятанного в металлическую спиральную кишку. Это какие же могучую силу и упорство надо иметь, чтобы учинить такое варварство, восхитился я бессмысленности содеянного. Ведь как использовать оторванную трубку хоть на что-нибудь мало-мальски пригодное даже не придумать, и скорей всего, она оказалась выброшенной где-нибудь поблизости. Но дело даже не в этом. Дело в том, что на «02» мне теперь рассчитывать не приходится. Ну что ж, нам не привыкать. Ввязаться в изначально проигрышное дело — это по-нашему.