Долина папоротников

Бергер Евгения Александровна

С этими словами она отворотилась к зеркалу, в надежде избавиться от неприятного собеседника, однако Аддингтон не уходил. И пусть Лиззи очень хотелось подсмотреть, чем он там, собственно, занят — не позволяла уязвленная гордость. А вскоре явился слуга с приглашением к ужину…

— Ужин готов, — произнес Аддингтон как ни в чем ни бывало. — Прекратите изображать пустую занятость и пойдемте к столу.

Элизабет отозвалась:

— Я вовсе не голодна. Ужинайте сами!

— Ничего более детского и ожидать было нечего. — Насмешка Аддингтона жалила, словно пчелиное жало. Лиззи стиснула кулаки,

а он добавил с порога: — Пожелал бы вам доброй ночи, да не уверен, что голодный желудок способствует доброму сну. И посему приятно оставаться, дорогая!

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, и Лиззи ударила по туалетному столику кулаком… Скривилась от боли, и, припомнив каждое из подсказанных Аддингтоном оскорблений, послала их ему вслед тихим шепотом (ругаться вслух было бы слишком неприлично), в чем и нашла своеобразную отдушину.

Явившаяся вскорости Джейн помогла ей снять платье и перешла к волосам… Каждый раз, как она касалась ее волос, девушка вспоминала вечер после свадьбы: «У вас красивые волосы, мэм. Уверена, они понравятся вашему мужу!» Кажется, Аддингтону ничего в ней не нравилось: его насмешки следовали одна за другой, казалось, ему доставляло удовольствие выставлять ее полной дурочкой.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? — осведомилась вдруг горничная, продолжая водить щеткой по ее волосам. — Никакого недомогания… женских болей… Вас не тошнит по утрам?

Лиззи, думавшая о другом, в недоумении глянула на служанку.

— Ничего такого. Зачем ты спрашиваешь?

Джейн пожала плечами.

— Я подумала, — смутилась она, — мистер Аддингтон и вы… Обычно после такого… Извините, если ошиблась!

Элизабет отчего-то покраснела. Собственная горничная знала о браке больше нее! Хоть Лиззи и была благодарна судьбе за первую несостоявшуюся брачную ночь, сам факт ее отсутствия… и наличие здорового любопытства заставляли сердце сжиматься от мысли о том, что ждет ее в новом доме.

Свершится ли там это ужасное, на что намекала тетушка? И будет ли оно в действительности настолько ужасным… Лиззи желала и не желала одновременно получить ответы на мучившие себя вопросы.

— Ой, листок в волосах! — воскликнула Джейн, вычесывая нечто из волос хозяйки. И вдруг потемнела лицом…

— В чем дело?

— Папоротник. Это листок папоротника, — прошептала она.

— Откуда он в моих волосах? — удивилась Лиззи.

И Джейн отозвалась:

— Там вдоль дороги было много таких кустов…

Лиззи мгновенно поняла, что говорит она именно о стоянке в лесу. Припомнила нечто пугающее за спиной и голос, нашептывающий на ухо…

Решила оборвать эти мысли словами:

— А что, мне всегда нравились папоротники. — И удивилась, когда горничная одарила ее по-настоящему испуганным взглядом.

Допытываться о причинах она не стала: Джейн, эта хрупкая эльфоподобная девица, навязанная ей новой семьей, все еще не стала подругой для нее. Да и станет ли когда… Было в ней что-то эдакое, непроизвольно отталкивающее. Лиззи обрадовалась ее уходу и возможности побыть одной… В последний раз взглянула на увядший листок папоротника и залезла под одеяло. Уснула, едва коснувшись головой подушки…

… И проснулась со взмокшими волосами. В полной темноте… Под звук щелкнувшего

замка.

— Джейн? — позвала она тихим голосом. — Джейн?

Лунный свет прочерчивал световую дорожку от окна до матраца служанки, и Лиззи видела, что ее нет на месте. Куда она могла выйти? Зачем? Она провела руками по волосам, лицу, коснулась затвердевших сосков и разом припомнила виденный сон: крепкие руки, обнимающие себя со спины, тихий голос, нашептывающий на ушко, и чувства, которые она при этом испытывала: смесь страха и неведомого доселе удовольствия. Удивительное, кружащее голову сочетание, сладкой истомой разливавшееся по животу… И Лиззи снова прикоснулась к своему телу. Сделала то, что прежде ни за что бы себе не позволила, что почиталось постыдным в любом из постулатов благовоспитанной девицы.

Переступила неведомую черту между ребенком и взрослой женщиной… И пока лежала под впечатлением от странного сна, силясь закрыть глаза и снова забыться сном, все ждала, что Джейн вернется на свой матрац… Но этого так и не произошло.

16 глава

— Мэм, пора просыпаться! Хозяин велел собираться в дорогу. — Джейн, свежая и румяная, стояла у ее постели с кувшином в руках. — Я приготовила воды для умывания и достала шерстяную накидку. День обещает быть ветреным!

— Благодарю, Джейн, — отозвалась Лиззи, исподволь изучая служанку. Вылезла из постели и принялась умываться. Та стояла с полотенцем в руках, и Лиззи не удержалась: — Я просыпалась посреди ночи и заметила, что тебя не было в комнате. Надеюсь, ничего не случилось? — спросила она и обернулась, принимая полотенце из ее рук. Только потому и сумела заметить секундное замешательство во взгляде служанки, вспышку испуга, паники.

— У меня прихватило живот, — ответила та. — Я думала выспросить лекарств у хозяйки, однако она ничем не могла мне помочь.

Элизабет изобразила сочувствие.

— Надеюсь, сейчас тебе лучше? Ты вовсе не кажешься больной.

— Я выпила немного молока, и хворь отступила. Благодарю, миссис Аддингтон!

Элизабет ей не поверила: ни ее на удивление спокойному голосу, ни ловким рукам, затягивающим шнуровку корсета, ни кроткой улыбке, обращенной на себя, — ничто, кроме секундного замешательства, замеченного ей ранее, не выдавало обмана служанки.

И это по-настоящему настораживало…

Зачем она солгала? Что скрывала?

Мысли об этом пришлось отложить на время: девушка припомнила встречу с Джексоном и очень надеялась свидеться с ним перед отъездом, попросить прощение за оскорбительное поведение мужа. Однако, как бы сильно она этого ни желала, встреча так и не состоялась… Молодой человек, должно быть, еще спал (рассвет только занимался), писать же ему она не могла.

С тяжелым сердцем покинула Лиззи гостиницу и заняла место в экипаже… Поэзия, и прежде утратившая для нее интерес, сейчас и вовсе была позабыта: она сидела, уставившись в окно на проплывающие мимо пейзажи, и их холмистая монотонность убаюкивала ее. Равнины ее родного Хартфордшира, бескрайние вересковые пустоши здесь отступили, сменившись горными кряжами на горизонте и вьющейся средь поросших травою холмов ленты дороги. Все было новым, все было другим…