«Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии
Шрифт:
13 января 2-я ударная армия прорвала первую линию немецкой обороны на западном берегу Волхова и к 21-му числу вышла ко второй линии на участке Спасская Полисть — Мясной Бор, которую с ходу преодолеть не удалось. Командующий фронтом приказал сосредоточить в этом районе все возможные силы и средства. Под командованием генерала И. Т. Коровникова была создана специальная оперативная группа из двух дивизий, одной стрелковой бригады, танкового и двух лыжных батальонов. Группа вошла в состав 2-й УА.
Тяжелые бои шли весь январь и февраль, и нас часто посещало фронтовое начальство. Однажды комендант сказал, что нам предстоит накормить обедом командование
В большом блиндаже ярко горели дрова в печурке, освещая сидевшего напротив входа К. Е. Ворошилова в накинутой на плечи бекеше. Маршал отчитывал стоявших перед ним командиров. Время от времени командиры отвечали: «Есть, товарищ маршал Советского Союза!» Или: «Будет выполнено, товарищ маршал Советского Союза!»
Я опешила и попятилась назад, но адъютант снова успокоил меня: «Не стесняйся!» Надо было все приготовить к обеду.
Когда стол был накрыт, все чинно расселись и налили традиционные 100 грамм, я водрузила в середину стола черный горшок с горячей картошкой, прикрытый полотенцем. Замполит тихо возмутился, но, когда сняли полотенце и он увидел картошечку в мундире, от которой исходил аппетитный запах, и стоящую рядом селедочку, он одобрительно сказал: «Вот молодцы, как придумали!». Инцидент был исчерпан. Все выпили за победу, хотя положение на фронте пока что ухудшалось.
Спустя пару часов мне велели приготовить чай. Когда я снова вошла в блиндаж, Ворошилов спал на лежаке, прикрывшись своей бекешей на сером меху. Я тихонько накрыла стол, а он проснулся и удивился: «Как она быстро развернула свое производство!» После чая командование выехало на передовую.
19 марта обстановка резко осложнилась: немцы перекрыли единственную дорогу, по которой шло снабжение армии. Мы оказались в окружении. Продовольствие перестало поступать. Небольшие самолеты У-2 (бойцы называли их «кукурузниками») прорывались через линию фронта и сбрасывали в расположение наших войск бумажные мешки с мукой и сухарями. Иногда они попадали к немцам, а чаще рвались, и все содержимое высыпалось в болото. Из комендантского взвода направлялись наряды для сбора продуктов, но люди нередко гибли: обстреливали нас постоянно.
Совершенно не было соли. Интенданты вспомнили, что в деревне Мясной Бор был соляной склад. В поход за солью направили двоих: старшину разведотдела и меня. В первый раз мы сходили безрезультатно — не нашли склада. Жителей в деревне не оказалось, спросить не у кого. На обратном пути попали под обстрел и просидели под елкой до рассвета. Через день отправились снова. Старшина уточнил местоположение склада, и мы были уверены в успехе. Шли вдоль узкоколейки: первым старшина, за ним я. К вечеру добрались до разрушенной, сгоревшей деревни. Единственная встретившаяся нам женщина провела к складу, но соли там уже не было — разобрали до нас. Мы попробовали землю — она хранила вкус соли. Собрали, сколько смогли, этой земли с остатками соли, взвалили вещмешки на спины и в ночь вышли в обратный путь. Дорогой к нам присоединились трое бойцов, разыскивавших свою часть. И мы, уже впятером, перебираясь с кочки на
Проходя по лесу, мы на одном дереве увидели дощечку с надписью: «Здесь 26 февраля 1942 года погиб Всеволод Эдуардович Багрицкий».
В штабе нас ждали и переживали за нас. Соленую землю растворили в воде, каждый окунал в нее палец и с удовольствием облизывал.
На конец марта был назначен выход нашего штаба из окружения. Накануне мне приказали явиться в штаб 2-й УА и подать обед членам Военного совета. Когда я вошла в прихожую штабного блиндажа, то увидела топившуюся плиту, на которой стоял наш 8-литровый медный чайник с красиво изогнутым носиком. Справа был вход в помещение, где заседал Военный совет. После заседания я подала обед. Из чего он состоял, я уже не помню, запомнилась только высокая ваза посреди стола, доверху заполненная краснобокими яблоками.
Когда все разошлись, я собрала посуду и понесла сдавать ее начальнику АХЧ. Он спросил:
— А где чайник?
— Сейчас принесу, — ответила я и вернулась в блиндаж командующего. Чайник стоял на плите, но только я взялась за ручку, как из угла вышел адъютант командарма (кажется, майор) и стал отнимать чайник. Я говорю:
— Чайник наш, я за него отвечаю.
А он тянет чайник к себе и смеется:
— Было ваше, стало наше!
На шум из внутреннего помещения вышел генерал Власов и спросил:
— Что за шум, а драки нет?
Я отвечаю, запыхавшись:
— Нет, так сейчас будет!
Власов говорит адъютанту:
— Отдайте чайник девушке, а вы (это он мне) зайдите ко мне.
Чайник остался на плите, а я пошла за генералом. Он сел на край стола, я — около стола. Власов поинтересовался, откуда я родом.
— Из-под Пскова…
— Где родители?
— Отец в партизанах, мама с двумя братьями и сестрой в оккупации.
Генерал меня успокоил, сказав, что скоро Ленинградская область будет освобождена и я встречусь с семьей.
— Где учились? — спросил.
Я ответила, что закончила Середкинскую среднюю школу и показала свидетельство с приличными оценками, которое хранила в кармане гимнастерки.
Власов надел на голову генеральскую папаху и спросил:
— Вы видели фильм «Разгром немцев под Москвой»?
— Пока нет, товарищ генерал.
— Так вот, когда будете смотреть, обратите внимание на генерала в папахе — это я.
— Обязательно, — отвечаю я и спрашиваю: — Товарищ генерал, вы, наверное, и с Иосифом Виссарионовичем встречались?
— Неоднократно. И разговаривал с ним вот так, как мы с вами сейчас говорим.
Потом Власов рассказал о Китае, где был военным атташе, какие китайцы работящие и как бедно живут; о Японии, быте и нравах японцев. Затем взглянул на часы и сказал: «Я вижу, вы грамотная девушка, вам надо учиться дальше. Завтра будет самолет на Москву. Подготовьтесь и летите. Здесь скоро будут страшные бои, и вы погибнете».
Я, недолго думая, ответила: «Нет, товарищ генерал, пока Родина в опасности, я с фронта никуда не уйду!»