Доллары за убийство Долли [Сборник]
Шрифт:
Коричневый чемодан с обмотанной шпагатом ручкой был очень тяжел, поскольку в нем находились пластины, напоминавшие прессы для переплетения книг, но в действительности это были поддельные металлические печати различных стран, в частности США и всех южноамериканских государств.
Лежали здесь и резиновые штампы, которыми пользуются обычно в мэриях и различных канцеляриях. Они были аккуратно рассортированы и разложены, словно образцы товаров в чемоданчике коммивояжера.
— Все это — работа Стевельса, — объяснял Мёгрэ. — Брат Альфред поставлял ему образцы печатей и незаполненные бланки паспортов. Последние, насколько я могу судить по тем экземплярам, которые мы сейчас держим в руках, не подделаны, а украдены из консульских отделов посольств.
— И давно Стевельс вступил на этот путь?
— Не думаю. Судя по банковским счетам, не больше чем года два назад. Сегодня утром я поручил своим сотрудникам обзвонить как можно большее
— У Стевельса ведь открыт счет в банке «Сосьете Женераль» на улице Сент-Антуан, не так ли?
— А другой — в американском банке на Вандомской площади, третий — в английском банке на Бульварах. К настоящему моменту мы обнаружили пять различных счетов. И все это началось два года назад, когда брат Стевельса вновь обосновался в Париже.
На улице шел дождь. Было пасмурно и тихо. Мегрэ сидел у окна и курил трубку.
— Видите ли, господин следователь, Альфред Мосс не принадлежит к разряду профессиональных преступников. У тех имеются специальности, от которых они обычно не отступают. Я не знаю случая, чтобы карманник превратился во взломщика, а взломщик стал бы подделывать чеки или пустился на кражу, отягощенную мошенничеством. Альфред Мосс — прежде всего акробат-эксцентрик, клоун. Он занялся преступной деятельностью только потому, что с ним произошел несчастный случай на манеже. Если не ошибаюсь, Мосс совершил свой первый «подвиг» случайно, когда, воспользовавшись хорошим знанием иностранных языков, устроился на работу в один из роскошных лондонских отелей. На глаза ему попались драгоценности, и он их украл. Это позволило ему какое-то время жить безбедно. Правда, недолго, поскольку у него есть один порок, о котором я узнал сегодня утром от содержателя отделения городского тотализатора в квартале, где Мосс жил. Он играл на бегах. Будучи преступ-ником-любителем, Мосс не придерживался одного типа краж, а пытался испробовать все, что представлялось возможным. Делал это он ловко и на редкость удачно, так что его ни разу не удалось засадить в тюрьму. Словом, жизнь Мосса состояла из перемежающихся взлетов и падений. Он то занимался кражами, отягощенными мо-щенничеством, то подделывал чеки. Молодость прошла, он «засветился» в ряде европейских столиц и был внесен в черные списки шикарных отелей, где дотоле привык орудовать.
— Значит, тогда-то Мосс и вспомнил о своем брате?
— Вы правы. Два года назад контрабанда золотом, которой Мосс в ту пору занимался, перестала приносить доход. А вот изготовление поддельных паспортов, особенно для Америки, сулило баснословные прибыли. Отчего он и решил, что переплетчик, привыкший к тиснению гербов, справится и с официальными печатями.
— Удивительно, что Стевельс, который зарабатывает переплетными работами вполне прилично, принял это предложение. Разве что он ведет двойную жизнь, о которой мы ничего не знаем.
— Нет, двойной жизни он не ведет. Нищета, подлинная нищета, с которой Стевельс был так хорошо знаком в детстве и юности, обычно формирует два типа людей — расточителей и скупцов. Вторые, однако, встречаются чаще, и они так боятся, что нищета может навалиться вновь, что готовы пойти на все, лишь бы обезопасить себя от нужды. Судя по всему, в лице Стевельса мы столкнулись как раз с человеком такого типа. Об этом говорит список банков, в которые он делал вклады. Я думаю, что он рассредоточивал деньги вовсе не из стремления спрятать их получше. Мысль о возможном разоблачении ему и в голову не приходила. Стевельс не доверял банкирам, боялся национализации, девальвации и поэтому вносил деньги небольшими суммами в разные банки.
— Господин комиссар, из бесед со Стевельсом я понял, что он практически никогда не оставлял жену одну.
— Совершенно верно. Но зато она оставляла его одного, и мне понадобилось довольно много времени, чтобы это выяснить. Каждый понедельник, во второй половине дня, жена Стевельса отправлялась стирать в плавучую прачечную, расположенную недалеко от сквера Вер-Галан. И почти каждый понедельник Мосс приходил в мастерскую со своим чемоданом, а если он оказывался на улице Тюренна раньше времени, то дожидался ухода невестки, сидя в кафе «Табак Вогезов». Братья могли спокойно работать всю вторую половину дня. Инструменты и компрометирующие документы Мосс никогда не оставлял в мастерской. Он всегда уносил их с собой. Иногда, в понедельник же, у Стевельса оставалось время, чтобы подскочить в один из банков и внести на свой счет деньги.
— Я пока не вижу, господин Мегрэ, в чем заключалась в этом деле роль молодой женщины с ребенком, графини Панетти и…
— Мы к этому как раз подходим, господин Досен. Я начал с рассказа о чемодане потому, что изначально эта история беспокоила меня больше всего. Но с того момента, как я узнал о существовании Мосса и у меня возникли подозрения относительно характера его деятельности,
Почему во вторник, 12 марта, после царившего, казалось бы, в банде полнейшего спокойствия, все внезапно пришло в движение и члены преступной группы мгновенно рассредоточились?
Я имею в виду происшествие в Антверпенском сквере, свидетельницей которого случайно оказалась моя жена. Ведь еще накануне Мосс безмятежно квартировал у скульптора Гроссо на бульваре Пастера, а Левен с ребенком жили в гостинице «Босежур», куда ежедневно приходила Глория и уводила малыша на прогулку. Однако в тот вторник, около десяти часов утра, Мосс заявляется вдруг в гостиницу «Босежур», где прежде, судя по всему, появляться из предосторожности не осмеливался. Левен немедленно собирает чемоданы, мчится на Антверпенскую площадь и подзывает Глорию, которая, бросив ребенка, уезжает с ним. В середине дня все они исчезают, не оставив никаких следов.
Что же произошло 12 марта утром?
Позвонить Моссу никто не мог, поскольку в квартире, где он жил, телефона нет. Ни я, ни мои инспекторы в тот момент не предпринимали никаких действий, способных вспугнуть банду, о существовании которой, кстати, мы ничего тогда и не знали. Что касается Франса Стевельса, то он сидел в тюрьме Сантэ. Тем не менее что-то все же произошло. И только вчера вечером, вернувшись домой, я абсолютно случайно разгадал эту загадку.
Следователь Досен чувствовал такое облегчение, узнав, что человек, которого он упрятал за решетку, отнюдь не невинный агнец, что слушал Мегрэ с улыбкой на устах, словно ему рассказывали веселую историйку. Комиссар тем временем продолжал:
— Поджидая, пока я вернусь со службы, моя жена принялась за одну работенку, которую она сама себе придумала и время от времени неукоснительно выполняет. Она вклеивает в тетрадки вырезки из газет, в которых речь идет обо мне. А с тех пор, как бывший начальник судебной полиции опубликовал свои мемуары, моя жена следит за прессой особенно внимательно. Когда я посмеиваюсь над этой ее причудой, она отвечает: «Возможно, и ты станешь писать мемуары, когда выйдешь в отставку и мы с тобой поселимся за городом». Вот и вчера вечером, вернувшись со службы, я увидел на столе баночку с клеем и ножницы. Раздеваясь, я бросил взгляд через плечо жены на вырезку, которую она как раз вклеивала в тетрадку. И увидел снимок, о существовании которого давно позабыл. Он был сделан три года назад в Нормандии тамошним журналистом. Мы с госпожой Мегрэ отдыхали тогда в Дьеппе, и этот журналист подстерег нас с фотоаппаратом на пороге семейного пансионата, в котором мы остановились. Увидев теперь эту давнишнюю фотографию на страницах иллюстрированного журнала, я конечно, удивился. Жена спросила: «Разве ты не знал? Эта фотография была напечатана недавно. Смотри, статья на четырех страницах — о первых годах твоей работы и о твоих методах». Рядом были помещены и другие снимки, на одном из которых я запечатлен в ту пору, когда служил секретарем в полицейском участке и носил длинные усы. «Когда же появилась эта статья?» — поинтересовался я. «На прошлой неделе. Я не имела возможности тебе ее показать — ты ведь в последнее время почти не бывал дома». Короче говоря, господин Досен, статья была опубликована в одном парижском еженедельнике, который поступил в продажу двенадцатого марта утром. Я немедленно послал инспектора к людям, у которых в то время жил Мосс, и они сообщили, что младшая из их дочерей купила этот журнал, когда ходила за молоком, и принесла его домой около половины девятого утра. За завтраком Мосс журнал просмотрел. Ситуация сразу прояснилась. Стало, между прочим, ясно и то, почему Глория подолгу сидела на скамейке в Антверпенском сквере. После двух убийств и ареста Стевельса члены банды укрывались в разных местах. Левен, несомненно, несколько раз переезжал из гостиницы в гостиницу, прежде чем обосноваться на улице Лепик. Из предосторожности он не показывался на людях вместе с Глорией, и они даже не ночевали в одной гостинице. Что касается Мосса, то он каждое утро отправлялся за новостями на Антверпенскую площадь, где, вероятно, подсаживался на скамейку к Глории. Так вот, моя жена, как вам известно, три или четыре раза сидела на той же скамейке, ожидая приема у дантиста. Дамы познакомились и мило беседовали. Мосс наверняка видел мою супругу, но не обращал на нее особого внимания. Представляете, какие чувства его охватили, когда он, глядя на снимок в журнале, понял, что добродушная дамочка из Антверпенского сквера — не более и не менее как жена комиссара полиции, занимающегося расследованием их преступления. В то, что это чистая случайность, Мосс, конечно же, поверить не мог. Он решил, что мы напали на след и что я поручил своей супруге деликатную часть расследования. Мосс тут же бросился на улицу Лепик, взбудоражил Левена, а тот, в свою очередь, помчался предупреждать Глорию.