Долой
Шрифт:
– Это ко мне, – сказала она и открыла дверь.
– Эмми, почему ты еще не одета?! – врываясь в квартиру, напала Мари.– Здравствуйте! – поприветствовала она Марту.
– Я… Эм… Я, в принципе, все собрала, мне только одеться, – сказала Эмми и ушла в комнату за вещами.
Мари продолжила стоять на пороге. Марта вышла из гостиной.
– Мари, чая не хочешь попить? Я сделала такой вкусный «Медовик»!
– Нет, спасибо. Мы немного торопимся, – мягко отвечала Мари. – Ты там скоро? – крикнула она в сторону комнаты Эмми.
Там что-то упало.
– А далеко соби… – тихо
– До свидания! – уже в подъезде крикнула Мари, и они, не дожидаясь лифта, стали спускаться по лестнице.
Выйдя на улицу, Эмми сразу бросила взгляд на то место, где стояла машина – пусто, лишь кусок сухого асфальта меж линий следов. Она обернулась по сторонам и увидела свою сигарету, торчащую в снегу прямо под ее окном. Рассказывать все это Мари она не хотела, хотя бы потому, что та, будучи слишком взволнованной предстоящей поездкой, просто не стала бы слушать. Да и времени подойти к месту происшествия и рассмотреть осколки, следы не было – таксист что-то громко выкрикнул из окна желтого седана.
Каких-то пятнадцать минут и дамы уже стоят у банка в ожидании патрульной машины.
– Господи, я до сих пор не могу поверить, что мы делаем это! – воскликнула Мари.
– Представь, что это только начало, может, легче станет, – усмехнулась Эмми.
Эмилия была взволнована не меньше Мари, отчего стала прогуливаться вдоль здания. Делая третий круг, она вдруг обнаружила резинку для волос, прикопанную снегом. Она подняла ее и заметила – резинка из набора, что подарила ей мать на шестой день рождения.
– Вот он – «Ford» 1337. Это за нами. Не думала, что когда-нибудь буду этому рада! – махая рукой, говорила Мари.
Машина подъехала, и из нее вышел высокий, крупный молодой человек.
– Мария и Эмилия? – снимая очки-авиаторы, спросил мужчина.
– Да, – в голос ответили подруги.
– Садитесь.
Это был брат Ника – Алекс, самый настоящий киношный «коп». Высокий, накаченный мужчина со строгими чертами лица, с решительными движениями рук и не менее решительным взглядом.
Девушки забрались на заднее сиденье и сели на расстоянии – каждая у окна. Они улыбались и переглядывались.
– Когда подъедем к пропускному пункту, молчите, а лучше опустите глаза, будто вам стыдно, – он резко на мгновенье повернулся и сказал, – вам ведь бывает стыдно?
До самого поста Мари сидела с открытым ртом, не спуская глаз с Алекса.
Остановившись у светофора перед мостом, Алекс снял очки и повернулся к дамам, сверкая своими черными, как морская пучина, глазами.
– Делайте, что я сказал! И никакой самодеятельности.
Машина взревела и стремительно набрала скорость, двигаясь по мосту и окропляя весь город за спиной переливом синего и красного света. Подъезжая к мосту, Алекс сбросил скорость до 20 км/ч, и секунд десять, казавшимися подругам вечностью, автомобиль катился к шлагбауму. Мари взяла Эмми за руку, и их обеих объял холодный пот, сердце билось так, что они обе слышали эти пульсации через руки. К тому моменту, как они остановились, дежурный поста уже ожидал их у своей будки.
– День добрый! С какой целью
– Доставляю ранее осужденных до места жительства в связи с освобождением, – уверенно говорил Алекс.
Дежурный нахмурил брови и обошел машину, просвечивая кое-где фонарем.
– Разве за это отвечает не конвойная служба? – вернувшись к водителю, сказал он.
– Половина штата конвоя на переподготовке в Москве, другая половина за шлагбаумом – перевозит задержанных из Автозаводского района.
Дежурный ничего не ответил и принялся разглядывать подруг, подсвечивая их лица синим светом фонаря. Длилось это не более десяти секунд. От волнения Эмми начала считать, и где–то на 7-ой секунде Мари не выдержала:
– Два года заключения… Не терпится уже увидеть родных… – под стать плохому актеру, дрожащим голосом сказала Мари.
Дежурный уперся в нее глазами, потом в Эмилию, затем в Алекса. Эмилия тяжело проглотила и с трудом вздохнула.
– Проезжай, – сказал дежурный.
Шлагбаум поднялся, и машина так же неспешно, как и подъезжала двинулась вперед. Миновав пост, Мари тяжело выдохнула.
– Скажи честно, ты больная? – обратился Алекс.
– Я перенервничала!
– Перенервничала?! Повернись ситуация в сторону протокола… – практически кричал Алекс.
– Не начинай… – заступалась Эмми.
– Что ты сказала?! Не начинай?! Я не начинаю, но они бы начали! Начали проверять документы, которые вы, очевидно, додумались взять. Где в вашем девственном паспорте или личном деле, есть хоть малейшее упоминание о хоть малейшем правонарушении?! Я не говорю уже о тех, как ты сказала, «двух годах заключения»! – продолжал отчитывать Алекс.
Ни Эмилии, ни Мари нечем было крыть. Они проглатывали все его слова и с трудом переваривали. Эмми сердилась уже не на него, а на себя, ведь ей почему-то тоже стало стыдно. Настолько громкими, резкими и грубыми были слова Алекса – будто удары кувалдой по черепу – что невозможно было игнорировать. Нотация кончилась, только когда они приехали к дому. Напоследок Алекс язвительно опустил:
– Стоит ли мне вообще уезжать отсюда?
Проблесковый маячок постепенно стал тонуть в сумерках, будто нить, которую неизвестно кто тянул обратно, в цивилизацию, в безопасность. А Эмми и Мари остались тут, в пьянящей тишине какого-то другого мира. Первое, что они почувствовали, помимо перебивающего дыхание волнения, это уязвимость. Будто они герои фильма ужасов. Воображение настырно рисовало тысячи взглядов и заряженных орудий, устремленных на их дрожащие коленки.
Эмилии доводилось пару раз проезжать мимо этих районов по пути на вокзал. В Горьком уже давно оборудовали вокзал в Верхней части для безопасности и удобства граждан. Однако второй вокзал, вернее, первый, хоть и с перебоями, но функционировал здесь, в Низу. Дорога к нему была усеяна камерами, как когда-то была усеяна деревьями, дарящими городу кислород. Теперь тут бетонные ограждения и строительные леса, хотя стройкой уже никто не занимается. Нижнюю часть пустили на самотек. Зачем стараться для глупых существ, которые не ценят подачек Правительства?