Долой
Шрифт:
И вот дом. Дом Ника, точнее, его обеспеченных родителей – оазис в пустыне страха, голода и сумасшествия. Почему он тут, и как его до сих пор не разобрали по кирпичикам – вопрос, интересующий многочисленных завистников. Одни говорят, что семья Ника работает на государство и это очередная ненормальная прихоть его ненормального отца. Другие – якобы глава семейства является негласной «главой» беженцев и тут его резиденция. Как бы то ни было, достоверной информации нет, сам Ник никогда не говорит о своих родителях. Никто их не видел.
После уроков Ник будто исчезает из школы и так же неожиданно появляется утром перед
– Меня дожидаешься? Как мило… – широко улыбаясь, сказал Ник.
Одних эта загадочность отпугивала, и они старались держаться от парня подальше – даже уборщица Диана крестилась, когда он проходил мимо, неся за собой еле уловимый запах серы. В других же Ник вселял интерес своей мрачностью и потусторонней загадочностью.
Праздник проходил в пятницу, 13 марта. Нику исполнялось 18 лет.
Эмилия столько слышала об этом доме и никогда не могла подумать, что окажется здесь. Взглядом она принялась изучать каждый столб, каждый карниз. Оглянула балюстраду перед огромной двухстворчатой дверью с резьбой, какая бывает в католических храмах. Дом создавал впечатление дворца Папы Римского, хоть Эмилия и не имела представления, как он должен выглядеть. Но стоило отвести взгляд на заросший двор и вновь посмотреть на дом – к полной луне высокими готическими шпилями вздымалась церковь. Вскоре Эмилия оставила попытки понять, что за сооружение перед ней. Дверь с грохотом распахнулась.
– Ну что, грешницы, добро пожаловать на «Исповедь»! – загремел Ник, видно, уже выпивший.
– Отец Ник, – вздохнула Мари и направилась к входу.
Эмми не двигалась с места, прислушиваясь к звукам вокруг и продолжая беспокойно оглядывать местность.
– Эмми, милая… – начал Ник.
– Не называй меня так, – сквозь зубы прошипела она.
– Мне кажется, ты чего-то боишься… Беженцев? Видишь ли, за этот высокий забор, который, забыл упомянуть, под напряжением, даже гепард не попадет, не говоря уже о человеке и не говоря о том, что гепарды тут не водятся, – развязав язык, продолжил Ник.
Эмми не слушала его и, простояв с минуту, двинулась к входу. Она зашла в дом, сделав вид, что сняла шляпу перед Ником, на что тот только усмехнулся и икнул.
Внутри дом совсем не соответствовал своему фасаду. Интерьер представлял собой что-то схожее с холостяцкой берлогой: кресла-мешки, потрепанные кожаные диваны, длинный стол с выпивкой, стол для настольного тенниса. Первый этаж был одной большой комнатой: кухня и гостиная были разделены перегородкой из голого кирпича с разноцветными и большими граффити; гирлянды и пара торшеров были единственными источниками света, и это только добавляло атмосферу «андеграунда». Насколько удалось узнать у Ника, здесь, под одной крышей было одиннадцать заявленных и около десятка незваных гостей. Это были друзья, друзья друзей, девушки парней, парни девушек. Второй же этаж был разделен на две просторные спальни и гостевую комнату. Теперь, побывав внутри, можно было сказать, что дом Ника – не более чем обыкновенная дача зажиточного
Эмми и Мари перенесли пару свободных кресел-мешков в угол гостиной и обосновались прямо под громадным диско-шаром.
– Не знаю, что ты хотела пить, но я принесла по бутылке грейпфрутового пива, – протягивала бутылку Мари.
– Обожаю, – открыв бутылку ключами, сказала Эмми.
– Ну и что мы будем делать? – перекрикивая музыку, спросила Мари.
Мари шла на золотую медаль. Свободное время она проводила за книжками, учебниками и за дополнительной самоподготовкой к экзаменам, до которых было еще больше года. Так что, да – свободного времени у нее не было. А это значит, что не было времени посещать подобные мероприятия, напиваться, целоваться с незнакомцами и незнакомками. По понятным причинам Мари теперь в растерянности: как себя вести и что делать она не знает. Вся надежда была на подругу, советы которой она не захотела тогда слушать.
– Посидим, выпьем. Может, потанцуем.
– И все? – Мари, видимо, этого было мало.
– Видишь ты или нет, но половина настолько пьяна или под кайфом, –она указала на маленького паренька, разговаривающего с кактусом, – что последнее, что они могут – так это составить нам компанию, – подмигнув и сделав большой глоток, сказала Эмми.
Следующие полтора часа Эмми и Мари тихо выпивали у себя в уголке: посылали пьяных, смеялись над ними; подглядывали за целующимися; кидали в толпу арахис. По истечении этого времени они встали и начали танцевать, спотыкаясь и даже падая.
– Будь хорошей девочкой, мне надо в туалет, – опуская на пол пустую бутылку, сказала Эмми и пошла к лестнице.
Уборная находилась на втором этаже, поэтому приходилось протискиваться между телами, монотонно качающимися в бит. На таких широких лестницах обычно сидят люди, чаще всего парочки, и этот раз не был исключением.
– Эмми! Давно тебя не видел, как ты? – тяжело поднимаясь, воскликнул парень, наряженный в Иисуса.
– Бог ты мой! Дэмиан! – Эмми растерянно окинула взглядом своего бывшего парня.
– Он самый.
– Разве сегодня Хэллоуин?
– Вроде, нет. А что, обязательно нужен повод, чтобы выглядеть как Бог? – усмехаясь, медленно говорил Дэмиан.
Вид у него правда был, как у мученика: усталые, впалые, красные глаза; борода вытягивала лицо и устремляла прямо в большой крест, висящий на груди.
– Вид у тебя, и правда, будто с распятия сняли. По твоей неисчезающей улыбке можно сказать, что ты рад этому? – проводя глазами снизу вверх, говорила Эмми.
– Видишь ли, чтобы п-познать истину бытия н-ну-ужно всего лишь прикоснуться губами к пленяющему аромату священного рас… растения… – запинался Дэмиан.
– Ты пьяный или…
– Благословленный, – скрестив руки на груди, со спокойным выражением лица сказал Дэмиан. – Возрадуйтесь же, дети мои, рождению раба Божьего – Ника!
Уши напряглись от протяжного свиста и восторженных криков, раскатом грома друг о друга начали биться стаканы, и теперь алкоголь по-настоящему полился рекой. На часах пробило полночь. Вечеринка началась.
– О, Эмми, дорогая, раз уж ты тут, не желаешь удостоить изменника своим присутствием? Мы там, наверху.
– Ну, пошли. Но! – Эмми уже была порядочно навеселе, – но сначала я захвачу с собой Мари.