Должок кровью красен
Шрифт:
Даже прощаться с хозяином не пожелал…
…Бегут голубые вагоны электрички меж желтеющих осенних полей. Стучат колеса на рельсовых стыках: тук-тук, тук-тук… Сидит Иван у окна, смотрит в тетрадь, где в графе «Кредит» лишь одна фамилия Булата Амирова осталась, и думает.
Вот как, оказывается, бывает: не все долги, которые мы возвращаем, людям на пользу идут…
Глава 5
1
– Магамэд!
– Ва?
– Магамэд…
Пауза.
– Мужчына…
– Жэншына ты, Магамэд, а нэ мужчына.
– Ва, Булат, зачэм такой абыдны слов говорыш?
– А ты к зэркалу падайды, пасматры и скажи, кого ты там выдыш.
Магомед крючконосый – тот самый водила «Урала», который на Дмитровском кладбище «группой захвата» руководил, – поднялся послушно и к зеркалу подошел. В отражение свое уставился.
М-да-а-а… Никак отражение Магомедовой морды на человеческое не похоже. С баклажаном переспелым больше сходства. Расквашена харя до сплошной синевы с черным отливом.
– Так что ты там выдыш, а? – Это Булат Амиров, пахан дагестанский, на земляка своего наезжает.
– Сэба…
– Какой к эбэны матэры сэба, а? Развэ ты это, Магамэд? Ты что – с такой морда родылса? Ты что – такым в этот город приэхал? Садыс!
Сел Магомед.
– Ты нэ джыгыт, Магамэд! Жэншын ты! Твой обыдчык, русак долбаный, до сых пор по зэмля жывым ходыт! А ты палэц о палэц нэ ударыл, чтобы найты эго! Навэрное, нравытся тэбэ с битый морда жыт!
Молчит Магомед униженно – понимает справедливость Булатовых слов.
– Ты когда мэст дэлат будэш, а?
– А гыдэ мнэ эго искат?
– Э-э-э, совсэм тэбэ тот русак мозг отбыл! – Булат горячится. – Нэ понымаэш? Кто тэбэ тот надгробый показал? Валык-алкаш. Что он тэбэ сказал? Что у Зарубиных ныкакой родствэннык в город этот нэ остался! Откуда Валык-алкаш про это знаэт, а? Вон он, во двор ходыт… Пойды, поинтэрэсуйса!
Поднялся крючконосый, на Булата взглянул обиженно, но не сказал ничего. Все правильно – надо срочно «мэст дэлат».
Иначе упадет в глазах земляков авторитет Магомедов ниже плинтуса.
Вышел он из конторы «Ритуала», встал на крыльцо и Кучинского, по двору стеснительно ошивающегося, пальцем поманил.
– Что, Магомед? – Валик, угодливо.
– Иды суда, дорогой. Садыс рядом. – Крючконосый, на крыльце усевшись, сигаретной пачкой зашелестел и, кладбищенского наводчика «мальбориной» угостив, сразу же к делу перешел: – Слыш, Валык, мы когда на Дмытровскый кладбыщ вмэстэ за красывым гранытным памятныком эхали, ты минэ сказал, что родствэнников у тэх покойных… Зарубиных, нэ осталос. Говорыл такой слов?
Сглотнул Валик слюну, быстро-быстро кадык его над воротом грязного свитера заходил. Не угости его только что Магомед сигаретой – наверняка бы подумал, что будут его теперь бить за наводку неудачную.
– Ну, говорил.
– А знаэшь об этом откуда?
– Так ведь у стариков тех, под памятником лежащих, только один сын и был. И никого больше.
– Тот самы, каторы на нас напал, да?
– Ага.
– Ты
– Понимаешь, Магомед. – Валик доверительно шепчет, дорогой сигаретой наслаждаясь. – Когда-то очень давно мужика, Ивана Зарубина, этого посадить должны были… За убийство. Ну, и как водится, сбежал из города, чтобы под «вышак» не попасть. А потом слух пошел: якобы пришла откуда-то из Сибири бумага, будто бы он то ли погиб, то ли умер.
– А ты тот Иван хорошо знаэш?
– Дома наши на Дмитриевом Посаде друг от друга через дорогу стояли! Друг детства, можно сказать!
– Ну и хэровый жэ у тэба друзья! – Магомед, в сердцах. – А гыдэ он в городэ жит можэт?
– Тоже не знаю…
– Слушай, Валык… Ты по городу ходыш, бутылки собыраэш, много разный людэй видэш… Можэт, и Иван этот встрэтыш. Так еслы встрэтыш – прослэды, дорогой, куда он пойдот. А потом минэ скажыш. Ты вэд нас знаешь – мы люды щедрыэ, тэх, кто нам помогаэт, никогда нэ обидым. Договорылыс?
2
Гудит ресторан «Золотой петушок». Лабухи на подиуме в песнях отечественной эстрады извращаются. Официанты по маршруту зал – кухня – зал так и снуют, все ноги посбивали.
Швейцар у входа за вечер искричался, объясняя несознательным гражданам, что мест, понимаете ли, нет. Только сюда, в отдельный кабинетик, звуки попсовые почти не проникают. И официант не измучен совсем – только один столик ему сегодня и обслуживать. И хотя за столиком этим есть свободные места, никто на них не позарится. Потому как отдельные кабинеты в «Золотом петушке» – только для белых людей. Для пьянок без свидетелей. Для переговоров конфиденциальных. Для бесед задушевных.
Сегодня в кабинете «Золотого петушка» будут пить да беседовать два очень уважаемых человека. Подполковник Федеральной службы безопасности Владимир Иванович Янчевский и майор Министерства внутренних дел Семен Геннадьевич Коноплев.
Сделал Янчевский заказ – и умчался официант, щедрые чаевые лелея. Посмотрел Владимир Иванович на часы – минут через десять Коноплев появиться должен. Поднялся, к зеркалу подошел, на отражение свое взглянул критически. Черт, тональный крем, которым гематома под глазом замазана, почти стерся. Вон какой синячище вылез! Достал Янчевский тюбик, выдавил розовую кашицу на палец, в подглазье тщательно втер… А вот скула так опухла, что никакой тональный крем не поможет…
Только чекист свою харю в порядок привел – и Коноплев тут как тут. Поздоровался с чекистом вежливо, скромно так, как и подобает младшему брату из МВД. За столик только после Янчевского уселся; и правильно, знай свое место… Тем более что заказ не тобой оплачен. А тут и официант с яствами подоспел.
Сперва беседа нейтральной была. О местном Диснейленде, который Петр Владимирович на месте сгоревшей Залинии строит. О минувшем кризисе. О забугорных курортах. Потом на дела службы перешли. Потом о милиции-полиции заговорили.