Дом аптекаря
Шрифт:
— Мы же не хотим развращать современную молодежь? — тоном строгой тетушки протянула она. — У них впереди вся жизнь, а без нашей помощи им ее не пройти. Да и не для такой мерзости я их растила!
Позже, когда гости ушли, Рут поставила Уильяма Бейси, подключила к компьютеру телефонную линию и вышла в Интранет. В первую очередь она решила заглянуть в базу данных Института культурного наследия и набрала интересующую ее фамилию, «ван дер Хейден». Странно, но поиск не дал результата. Рут уже собиралась выйти, как вдруг заметила свою ошибку. Ох уж поисковые системы! Такие придирчивые, такие язвительные. Она исправила ошибку, и почти сразу на экране появился текст:
Йоханнес ван дер Хейден (1731–1790)
Коллекция «НК»: «Спящая
Папка с набросками (библиотека Государственного музея).
Сведений о жизни Йоханнеса ван дер Хейдена, как и его работ, до нас дошло мало. Его семья, насколько можно судить, происходила из Северного Брабанта. Его отец, Арнольдус, перебрался в Амстердам, где стал относительно богатым фармацевтом и поставщиком красок и других материалов для художников. Йоханнес без охоты продолжил семейный бизнес. Упоминания о нем в письмах удачливых живописцев той поры (ван дер Мийна, Яна ван Оса и Яна Экельса) позволяют предположить, что он хотел бы зарабатывать на жизнь кистью. Исполнению желания мешало отсутствие необходимых умений и подготовки, а также решительное противодействие отца. Известно, что он восхищался работами богатого художника, торговца строительным лесом и собирателя, Корнелиса Плооса ван Амстеля (1721–1798) и состоял с ним в переписке (к сожалению, письма утрачены). «Спящая женщина с мимозой» (его единственное живописное полотно) выполнена в стиле педантичного, холодного реализма Хендрика Кеуна и Оуватера, но композиционно неорганизованна. Дошедшие до наших дней несколько набросков наивны и не представляют ценности. В условиях клановости, высокой состязательности и изощренного профессионализма художественного мира Амстердама восемнадцатого столетия амбиции ван дер Хейдена не могли увенчаться успехом, а сам он так и остался в лучшем случае маргинальной фигурой. О его более поздней карьере ничего не известно.
Бернар Каброль.
Несколько секунд Рут смотрела на имя автора, задумчиво потирая подбородок.
«Сведений дошло мало».
«Ничего не известно».
Она вздрогнула, когда неподалеку с глухим ревом промчался мотоцикл, и поспешно щелкнула «мышкой», проверяя поступившую почту.
Новых сообщений было два.
Дорогая Рут!
В Дриебергене все спокойно. Сад занесло снегом, и мы подкармливаем птиц дважды в день, разбрасываем хлеб и орехи. Они нам очень благодарны. Одна маленькая малиновка, чтобы привлечь к себе внимание, даже стучится в окно! Мама прошла эндоскопию. Слава Богу, все в порядке, но камни в желчном пузыре все же нужно удалять. Наверное, в начале марта ей придется провести какое-то время в больнице. На прошлой неделе гуляли в лесу и нашли сипуху, запутавшуюся в старой леске у озера. Бедняжка умерла. Ты бы видела, какой у них размах крыльев! После того случая мы почти не выходили, разве что в магазин. Очень холодный ветер. Если в этих долгих зимних днях и есть что-то хорошее, то лишь то, что мы научились наконец играть в нарды! Не могла бы ты приехать на уик-энд? Мы оба скучаем, а мама еще и беспокоится. Дрова у нас сухие, дымоход в твоей комнате прочистили, так что не замерзнешь. Что скажешь? Только что звонили Вербруггерыыыыыы. (Извини, заело клавишу.) Передают тебе привет. Макс скулит каждый раз, когда видит твою фотографию на полке. Наверное, у него опять завелись блохи. Эти чертовы ошейники совсем не помогают.
Люблю, папа.
Рут посмотрела на настенный календарь с решеткой белых квадратиков. Все были пусты, за исключением тех, где она отметила фазы Луны и визит к дантисту (который она пропустила умышленно-случайно). Жожо приглашала на вечеринку в следующую среду — клетка оставалась пока свободной, — но все остальные квадратики хранили полное молчание. Почему бы и не съездить? Скучный уик-энд с родителями ничем не хуже такого же уик-энда в восхитительном одиночестве, а с расстояниями в Голландии проблем нет. Все соседствуют со всеми, как будто основоположники топографии — Герард Меркатор и компания — любезно устранили все возможные пространственные трудности.
Она выудила из жестянки сырный крекер и открыла второе письмо.
Я знаю, Chikenshit, в какую игру ты играешь. Танец босиком по лезвию бритвы. Прогулка по лабиринту без
11
Неясное объясняется еще более неясным, неизвестное — еще более неизвестным (лат.).
47 107,8682.
Она резко выпрямилась и отпрянула от экрана.
— Господи…
Кто это? И что это? Пальцы задрожали. В животе как будто взмахнули крыльями сотни бабочек.
Рут быстро прокрутила назад.
От кого: mystery@anonymous.com
Кому: rbraams@hotmail.com
Письмо было отправлено менее часа назад, и строчка «Тема» осталась пустой.
Она щелкнула «Закрыть», и компьютер послушно исполнил ее волю.
Несколько минут Рут сидела неподвижно. О нос баржи с безнадежной настойчивостью постукивала пустая бутылка.
Ее трясло от злости. Рут не нравилось, когда ее называли куриным дерьмом. Тем более когда это делал трусливый аноним. Нет, ей это совсем не нравилось. И еще ей было страшно. Прежде ей никогда не угрожали. Плюс ко всему недавние размышления Майлса…
На заднем плане взбаламученных мыслей вспыхнуло всплывшее из подсознания имя — Скиль.
Позвонить в полицию?
Одно электронное письмо и одно эсэмэс-сообщение вряд ли привлекут внимание. К тому же — кто знает? — может быть, это всего лишь неудачная шутка, дурацкий розыгрыш. Пусть и не очень остроумная.
Может быть, никакой проблемы и нет, и все кончится ничем.
Но Бэгз и ее чертова картина уже оставили после себя отвратительное послевкусие, как будто это они были причиной жутковатого недоразумения. Спящая красавица. Букет мимоз. Мужчина у окна. Мертвое. Давно ушедшее. Все это произошло два с половиной столетия назад. Однако же картина реально существовала, и женщина с близкой художнику ДНК все еще шаталась здесь, по Кейзерсграхту, серьезно отравленная джином.
Импульс враждебности толкнул ее к телефону, заставил набрать номер Лидии, но едва из трубки послышались гудки, как перед глазами встала картина: старуха тяжело поднимается из кресла и, держась за бок, медленно бредет по коридору. Злость схлынула, Рут взяла себя в руки и торопливо пересмотрела тактику, в чем ей помогло блестящее озарение, нередко посещающее людей в моменты опасности.
— Да?
— Лидия, это Рут.
— О, дорогуша, я так надеялась, что вы позвоните.
— У вас там все в порядке?
— Да-да, все как обычно. Хотела вам сказать, новый доктор — тот, которого вы для меня нашли, — прекрасный человек! Это все кошки! Он сказал, что это все кошки!
— Что, Лидия? При чем здесь кошки?
— Моя аллергия! Он провел тесты. Придется найти для бедняжек какой-то приют. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Я надеялась, что можно оставить хотя бы одну или двух, но врач сказал, что об этом не может быть и речи. Но ведь от одной какой вред, правда? А когда кошек заберут, я смогу устроить в доме настоящую весеннюю уборку, вымести пыль и шерсть, и тогда все мои каналы прочистятся. Вот так — у меня не астма, а аллергия. Одно не лучше другого, так говорит доктор Люйтен.
— Понятно.
У одних пауки, у других кошачья шерсть — каждому свое маленькое домашнее проклятие.
Рут уже не хотелось ни с кем воевать.
Лидия, милая старушка, малость чокнутая, но не сумасшедшая, одной ногой в могиле. Уж немного сочувствия на склоне лет заслужила. Рут стало стыдно за недавний всплеск подозрительности и враждебности.
— Вы только не подумайте, что я прошу о помощи, — продолжала Лидия. — Не хотелось бы быть вам в тягость. Но я бы с удовольствием снова с вами увиделась. Мы так приятно поболтали в прошлый раз. Вроде бы недавно, а кажется, сто лет прошло.