Дом для Одиссея
Шрифт:
– Тетя, а чего ты плачешь? – тихо спросил ей в ухо Глеб. – Тебя обидел кто-то, да?
– Нет, Глебушка, я вовсе и не плачу.
– А у тебя по щеке слеза бежит. И прямо мне за ухо стекает. Щекотно.
– Тетя, у тебя волосы мандаринкой пахнут, – в другое ухо прошептал Борис. – Такие вкусные эти мандаринки, нам мама на Новый год покупала.
– А от вас земляничным вареньем пахнет и арбузом.
– Ой, так мы сегодня арбуз ели! – радостно сообщили близнецы, дружно вырвавшись из ее объятий. – Нам тетя Таня арбуз давала, и мы много-много съели! Мы за ним
– Да господи! – рассмеялась Лиза. – Это значит всего лишь – описаетесь. И больше ничего и не значит!
– А-а-а… Нет, мы никогда не писаемся. Нас мама давно еще попросила, чтоб мы в кроватки не писались, потому что ей стирать трудно, – важно и деловито объяснил Глеб, выставив вперед маленькую ладошку. – Мы и у вас тоже писаться не будем. Ладно?
– Ладно.
– А еще мы сегодня прямо по травке прыгали! – нетерпеливо перебил брата Борис. – У вас тут такая травка красивая растет! А в обед нам тетя Таня курицу давала! Так вкусно! Она ее из шкафа такого горячего достала, прямо целиком. И можно было съесть, сколько хочешь! Мы прямо от пуза объелись.
– Ой, какие вы у меня молодцы оба! А что это мы тут сидим-то, скажите? У нас же там в прихожей целое богатство свалено.
И они устроили себе в этот вечер большой разбор подарков с визгом, криком, смехом и баловством. Лиза сначала веселилась от души, наблюдая за забавными проявлениями детского восторга, а потом сама включилась в это единое поле радости, даже искренне раздосадована была, что не догадалась и себе прикупить какой-нибудь велосипед на пару с роликами. Мальчишки, однако, ее от души успокоили:
– Да мы дадим тебе покататься! И роликов дадим, и велосипеда… А хочешь, прямо сейчас бери!
Увлекшись, Лиза и не заметила долгого отсутствия Татьяны и очень удивленно на нее уставилась, когда та нарисовалась в дверях полностью одетая, строго повязанная черным платочком и с чемоданом в руках.
– Тань, ты чего? – моргнула растерянно. – Куда на ночь глядя? Да еще с чемоданом.
– Там гостинцы, – пояснила Татьяна, показав глазами на чемодан.
– Какие гостинцы?
– В деревню я к себе поехала, Лизавета. Надо мне. Сестра Настена вчера померла, Сашка вот телеграмму принес.
– Погоди, Тань. Как это – в деревню? А я? А мы? Как без тебя-то? – жалобно проговорила Лиза, поднимаясь с ковра на ноги. Близнецы тоже примолкли испуганно, снова сдвинулись дружненько головами и сплелись ручками, словно защищая друг друга от наступающих проблем.
– Не знаю, справишься как-нибудь без меня. Няньку наймешь, что ли. А Настену все равно хоронить надо, тут уж ничего не попишешь. Некому ее хоронить-то, получается. Мужик пьет, дети еще не самостоятельные. Вот и получается, что надо ехать. Ты уж извини меня, Лизаветушка.
– Ну да. Конечно. Я понимаю. А ты надолго, Тань?
– Да думаю, дня за три-четыре обернусь. Ничего, не помрете. Еды там много всякой наготовлено, так что голодать не придется. Ну, бывайте.
– Тань! Да как же, у меня же судебные заседания назначены!
– Придумаешь чего-нибудь. Ты баба умная, изворотливая. Ну ладно, некогда мне тут с тобой. На поезд опоздаю.
– Давай я тебе хоть такси вызову.
– Вот еще, нашла барыню! Сроду на ваших такси не разъезживала! Сама доберусь, не переживай!
Татьяна махнула последний раз рукой и тут же скрылась в прихожей, а через минуту хлопнула, за ней закрываясь, входная дверь, заставив Лизу с детьми вздрогнуть и переглянуться испуганно.
– Вот так вот, мальчишки, и бывает, – развела она руками и постаралась изо всех сил улыбнуться беззаботно, и произнесла тихо: – Инициатива, она, знаете ли, всегда наказуема.
– Тетя, а что это – иници…ци…
– Инициатива-то? А это, ребятки, такая большая глупость, которую иногда совершают взрослые тети, а потом сами себя за это ругают.
– И их потом еще наказывают за это, да?
– Да, ребятки, очень сильно наказывают. Ну ладно, давайте не будем о плохом. Права тетя Таня, придумается что-нибудь. Завтра и придумается. Пойдемте лучше ужинать, а то я проголодалась что-то. От стресса, наверное.
– А что это – стресс?
– Стресс? А это, ребятки, человечек такой маленький с молоточком, который внутри нас живет да молоточком своим и стучит периодически то по сердцу, то по голове, а то иногда и по печени.
14
Следующим утром, однако, Лизе ничего такого не придумалось. Да и не могло по той простой причине, которую заранее тоже никогда не предугадаешь – гости вдруг взяли и разболелись. Захныкали, затемпературили, отказались даже от любимой своей утренней овсянки с молоком. Всклокоченная, перепуганная нянька, известный в городе адвокат Елизавета Заславская, носилась в пижаме по гостиной, прижимая телефонную трубку к уху, и последними словами ругалась с диспетчером «Скорой помощи», терпеливо убеждающей ее, что машина по Лизиному вызову выехала еще два часа назад и застряла где-то в многочисленных городских пробках, что мамаша зря так сильно нервничает и волнуется, надо успокоиться и терпеливо ждать. Мальчишки, поджав под себя ножки, сидели перед ней на диване с кислыми капризными рожицами, по очереди подхныкивая. Личики раскраснелись, мутноватые от температуры глазки смотрели скорбно и по-взрослому страдальчески.
– Где? Где болит? – то и дело бросалась к ним Лиза, опускаясь перед диваном на колени и хватая их за горячие ручки-ножки. – Горлышко болит, да? Ну, покажите, где болит…
На зов подъехавшей машины «Скорой помощи» она бросилась сломя голову, пулей пронеслась через двор к воротам и с раздражением наблюдала, как неторопливо и вальяжно идут по гравию дорожки два молодых медика, помахивая своими драгоценными чемоданчиками. Лиза первая взлетела на крыльцо и стояла на верхней ступеньке, лихорадочно суча ногами и помахивая им рукой – давайте, давайте, мол, пошустрее…