Дом, где живет смерть
Шрифт:
— Грабителей потом поймали? — поинтересовался О’Брайн.
— Кажется, нет, но я тогда не следил за прессой. Мне, знаете ли, своих дел хватает.
После окончания завтрака миссис Бойлстон попросила О’Брайна узнать, когда Крайтон сможет поговорить с ней.
— С утра он собирался заняться с мистером Хамфри, — ответил О’Брайн. — Впрочем, я сейчас узнаю.
— Я бы хотела поговорить с ним сейчас. — В ее тоне проскользнула нервозная нотка.
— Не надо беспокоить дядю сегодня, — вмешался Клемент. — Визит доктора взволновал его.
— Вы все же узнайте, — настаивала миссис Бойлстон, обращаясь к О’Брайну.
Клемент сердито нахмурился:
— Пойдем, Пат. — Он взял девушку за руку, и они вышли.
Адвокат, недовольный, отошел к
Бэрридж тоже задержался в столовой, ожидая возвращения О’Брайна, чтобы осмотреть коллекцию, которую расхваливал доктор Окленд.
— Мистер Крайтон просит вас подождать, — сказал О’Брайн адвокату. — Прошу вас, миссис Бойлстон.
— Интересно, я успею на дневной поезд? — спросил Хамфри, когда О’Брайн вернулся. Нет, — ответил тот. — Сожалею, но вы не попадете и на вечерний поезд: сегодня отсюда невозможно уехать.
— Так я и думал, — кивнул Хамфри. — Мы с вами и ночью едва добрались, а теперь совсем не проехать.
— Если дождь к вечеру кончится, за ночь подсохнет и завтра днем можно будет доехать до станции.
Бэрридж представил реакцию Мейна на это известие и внутренне содрогнулся, а вслух сказал:
— Мистер О’Брайн, я хотел бы взглянуть на коллекцию оружия, о которой говорил доктор Окленд.
— Пожалуйста, сэр. Пригласить мистера Мейна?
— Не надо, его такие вещи не интересуют.
— Я пойду с вами, — заявил Хамфри. — Нельзя сказать, что меня занимают старинные ружья, но делать-то нечего.
К ним присоединилась и Мэдж Бойлстон. Коллекция Джона Крайтона и впрямь была великолепна: охотничьи ружья, старинные и современные, развешанные по стенам и лежащие на специальных застекленных подставках, занимали три большие комнаты, в последней под стеклом лежали еще десять револьверов и коробки с патронами.
— Подарок американца, с которым мистер Крайтон вел дела, — пояснил О’Брайн. — Сам он собирает только ружья.
Как ни оттягивал Бэрридж момент возвращения в свою комнату, где, как он опасался, придется выслушивать новый поток жалоб Мейна, после осмотра коллекции он все же был вынужден направиться к себе. О’Брайн со своей обычной любезностью предложил проводить его, но Бэрридж самонадеянно отказался. Дойдя до зимнего сада, он завернул туда, привлеченный яркими кроваво-красными цветами неизвестного растения, а оттуда вышел, как оказалось, через другую дверь — помещение имело форму шестиугольника с шестью застекленными дверями, которые сливались с такими же застекленными стенами. Дом был очень большой, со множеством переходов, лесенок и пересекающихся коридоров, и Бэрридж не представлял, где находится его комната. Наконец, предварительно постучав, он открыл одну дверь: в комнате никого не было. На углу большого письменного стола стоила пишущая машинка, дверцы книжного шкафа были распахнуты, через открытую дверь второй, смежной, комнаты виднелась широкая тахта, на которой валялись раскрытая книга и начатая пачка сигарет, а на полу — пепельница с окурками. Из-за пишущей машинки Бэрридж решил, что комнаты принадлежат О’Брайну; если так, то секретарь Крайтона не был таким педантично аккуратным, каким казался. Бэрридж закрыл дверь и пошел дальше. Миновав еще несколько дверей, он услышал голоса. На стук никто не отозвался, и он нажал на ручку двери. Клемент Тэмерли и Патриция целовались, не замечая ничего вокруг. Смущенный Бэрридж закрыл дверь, постоял немного, а затем снова громко постучал.
— Да? — Поправляя волосы, на пороге появилась Патриция.
— Извините за беспокойство, — сказал Бэрридж,— К своему стыду должен сознаться, что я заблудился.
— А-а… Я вас провожу. Здесь действительно трудно сразу сориентироваться, — сказала она потом, шагая рядом с Бэрриджем. — Дом много раз перестраивался, под конец все внутри запуталось, но дяде он нравится.
— А вам?
— Мне тоже. Он похож на дом из сказок, где происходят всякие удивительный вещи.
— И они происходят?
Патриция засмеялась; смех у нее был мелодичный и очень приятный:
— В закоулке, куда никто из нас
Бэрридж в ответ улыбнулся:
— Бьюсь об заклад, что в детстве вы зачитывались страшными сказками.
— Зачитывалась только теми, где хороший конец. Чтобы принц освободил принцессу и женился на ней. Я и сейчас люблю сказки, — созналась она с милой улыбкой, — а Клемент надо мной смеется.
— Он поступает нехорошо — над увлечениями нельзя смеяться.
— Вы так считаете? А он смеется, — обиженно сказала девушка. — О’Брайн подарил мне на день рождения огромную книгу сказок, а Клемент поднял меня на смех. И О’Брайна тоже. А мне книжка понравилась, я люблю детские издания с красочными иллюстрациями. Вот мы и пришли, комнаты для гостей в этом коридоре. Знаете, которая ваша?
— Да, конечно. Я вам очень благодарен за то, что вы спасли меня от блужданий по заколдованному замку, — шутливо сказал Бэрридж.
Девушка засмеялась:
— Вы совсем не похожи на врача.
— Из ваших слов видно, что о врачах вы столь же низкого мнения, как и ваш дядя.
При напоминании о дяде ее личико омрачилось:
— Он очень хороший человек… Я так хочу, чтобы он поправился!
— Доктор Мейн прекрасный хирург. Если он возьмется делать операцию, все будет хорошо. Еще раз благодарю вас.
Накануне вечером Коринна Бойлстон, взглянув на себя в зеркало, решила отложить встречу с Крайтоном на утро, когда, как она надеялась, цвет лица у нее будет более свежим. Проснулась она рано и, лежа в постели, представляла, как они встретятся после десятилетнего перерыва.
«Доброе утро, Джон, — скажет она с самой обольстительной из своих улыбок. — Ты совсем не изменился и выглядишь прекрасно». Он возразит, скажет, что за десять лет, конечно же, изменился, тем более что сейчас болен. Интересно, сделает ли он ей ответный комплимент? Дальше надо будет осторожно свести разговор на ее нынешнюю жизнь и дать ему понять, что живется им с Мэдж очень нелегко. Без особых подробностей придется сознаться, что человек, ради которого она его оставила, бросил ее. Употреблять слово «бросил» не стоит, лучше сказать, что они разошлись. Да, не забыть бы поговорить о его здоровье и выразить живейший интерес и сочувствие, это должно быть ему приятно. Затем надо перейти к основной части. Или еще поговорить о его жизни, расспросить, что он делал, как жил? Да, это полезно, разговор о своих успехах настроит его на благодушный лад. Как же все-таки намекнуть на деньги? И даст ли он? Коринна повернулась на другой бок и натянула одеяло. Он вполне способен отказать, и, если судить трезво, скорее всего так и сделает. С какой стати ему давать деньги, когда она сама оставила его? Мягкосердечием и сентиментальностью он никогда не отличался, вряд ли его растрогают воспоминания о совместно прожитых годах, и так же вряд ли он теперь польстится на нее. Что ни говори, а сорок пять — немало, хотя она следит за собой и хорошо сохранилась. С его деньгами он молодую найдет, если захочет. Странно, что он похоронил себя в такой глуши... Значит, действительно серьезно болен. Должно быть, стал ужасно нудным, все больные обожают рассказывать о своих болезнях. Кориину передернуло, когда она представила, как Крайтон заводит долгое повествование о своих недугах, а ей надо терпеливо слушать и выражать сочувствие. Хорошо, если в итоге он все-таки даст денег, а если нет? Что тогда делать? Какую глупость она совершила, бросив его! Однако кто же знал, что он станет миллионером? Такой бездарный зануда и неудачник, и вдруг сказочно разбогател. Досадно получилось… Не соверши она тогда ошибку, этот дом был бы ее… Он всегда был скуповат, но может, теперь изменился? Хорошо бы изменился, если он остался прежним жмотом, шансов на успех очень мало. Если он раскошелится, она сможет прилично устроиться в Лондоне. И тут мысли Коринны приняли приятное направление.