Дом горит, часы идут
Шрифт:
К тому же интересно, как складывалась жизнь после. Так же, как прежде, или с поправкой на погром.
Представьте себе, ничего особенного. Даже находились занятия для акушерки Эпштейн.
Правда, гробовщик Семенов тоже не скучал. Близкие умерших могли быть уверены, что он все сделает как полагается.
Это и есть цикл жизни. Встречает тебя проворная Эпштейн, а провожает мрачный Семенов.
Основные события происходили между. Через какое-то время после встречи с роженицей и задолго до свидания
Тут “Волынь” – незаменимый помощник. Точно разъяснит, чему в этот промежуток лучше посвятить себя.
Рестораны предпочтительнее свои, а театры – чужие. Кто не захочет ненадолго почувствовать себя столичным жителем.
На этих представлениях не только актеры, но публика парит над обыденностью. Так нарядятся, что сослуживцы не признают.
Казалось бы, зачем им украшения? Ведь после спектакля они выйдут на площадь с непросыхающей лужей.
Видно, в этом и есть удовольствие. Только что посетил столицу, а через мгновение вернулся назад…
Так и должно быть в южном городе накануне лета. В это время население избавляется от всего тяжелого.
Начнут с шапок, пальто и ботинок. Потом, глядишь, сквознячком выдуло память о недавних событиях.
В знак победы над прошлым буквально в полном составе вывалят на набережную.
Мол, нас ничто не тяготит. Живем так, словно с двадцать третьего по двадцать шестое случился провал.
Можно порадоваться за житомирцев. Не прошло нескольких месяцев, а они вернулись к обычной жизни.
Обнаружилось в “Волыни” кое-что не менее любопытное. Вот по этому поводу я чуть ли не всплеснул руками.
Сосед по столу посмотрел понимающе: поздравляю. Я ему так же глазами ответил: спасибо, есть с чем.
Заметку газета перепечатала из “Одесских новостей”. Следовательно, интерес к этой истории продолжал расти.
“„Од. нов.“ сообщают, что брат покойного Н. И. Блинова, штаб-ротмистр И. И. Блинов явился к елизаветградскому общественному раввину инженеру В. Темкину и в его лице сердечно благодарил всех евреев за их теплое отношение к памяти его покойного брата и за помощь, оказанную ими его семейству”.
Особого внимания заслуживает глагол “явился”. Значит, Блинов позвонил в дверь, спросил Темкина – и предстал перед ним.
Еще важно то, что Иван благодарил всех евреев. Это подчеркивало, что его визит едва ли не официальный.
Можно сказать, встреча на высшем уровне. С одной стороны – представитель органов усмирения, а с другой – высший духовный авторитет.
Надо же когда-то пересечься этим крайностям. Не все же им раздраженно поглядывать друг на друга.
6.
Странно, конечно. С каких пор по столь незначительным поводам полицейские оставляют посты.
Что, в Житомире мало раввинов?
Мог бы, если понадобится, вызвать в кабинет. Строго-настрого наказать, что нельзя делать этого и того.
Пусть только посмеет не прийти. Если с Богом он общается постоянно, связей на земле у него нет.
Отчего-то сейчас не хотелось ничего демонстрировать. Скорее всего, это как-то связано с гибелью брата.
Мало прошло времени, а Иван изменился. Если что-то решительное и приходит в голову, он эту мысль отбрасывает.
Как бы погрозит себе пальцем: ну что опять? вроде нет повода метать молнии!
Это еще не так удивительно. Порой находило нечто совершенно необъяснимое.
Прежде прикрепит шашку к поясу и чувствует себя уверенней. Словно с этой минуты существует под ее защитой.
Сейчас ему казалось, что шашка очень грохочет. Как он ее не сдерживает, а она не унимается.
Иван решил обходиться без нее. Отправляется по делам, а ее оставляет в углу.
Поражается: не узнать шашку. Стала покладистей самого воспитанного пса.
Он и относился к ней, как к псу. Время от времени брал с собой на прогулку.
Между делом вспомнит о своей привязанности и рукой проведет по ножнам. Мол, веди себя тихо и не беспокой хороших людей.
При этом мысли не возникает зайти в синагогу. Ни в обычном костюме, ни тем более в мундире.
Что это будет, если в Божий дом вкатится малый военный склад? Одной рукой придерживая кокарду, а другой – эфес.
Теперь понимаете, почему Иван отправился в Елизаветград? Как видно, дело в той же неловкости.
До этого все было ловко, а теперь не очень. Причем сложнее всего с теми, для кого нет начальства, а есть Бог.
7.
Мы упоминали о том, что братья часто спорили, а уж на семейном празднике это в порядке вещей.
О погроме тоже был разговор. Как обычно, один наступал, а другой оборонялся.
Наконец Иван выложил последний аргумент. Пообещал, что если Коля встанет на защиту евреев, он его не пожалеет.
Колю как молнией ударило. Он понимал, что придется погибнуть, но все же как-то иначе.
Даже не взглянул на брата. Так хлопнул дверью, что за ним потянулась посуда в шкафу.
Затем посуда притормозила, но его уже не было в комнате. Вскоре он оказался на еврейских улицах.
Мы уже знаем, как закончится его жизнь, а потому не удивляемся тому, что его сюда потянуло.
Впечатление было совсем не возвышенным. Уж очень неприглядно выглядело все вокруг.
Помните, стулья у Гоголя возвещали: “Я – Собакевич”? Так и тут в каждой подробности скрывалось что-то еврейское.