Дом, который построим мы
Шрифт:
– Веселуха, я, кажется, знаю, - догадался Рябинин.
– Это мой дворянский предок прибор унес.
– Зачем ему?
– Да начальник его на Монетном дворе монету портил, а разницу себе воровал, - объяснил Рябинин, - ну вот, предок мой не будь дурак, хочет это злоупотребление вскрыть и начальника подсидеть.
– Умный ты, правнук, - послышалось из угла.
Предок был невысок, но крепок и хорош собой, насколько можно было разобрать в полумраке. Одет он был в простой казакин берлинского сукна, и шапки не снял.
– Так что
– по-свойски молвил предок, присаживаясь на корточки перед мужиками.
– Всеж-ки я его у вас заберу, у вас от одного прибора не убудет, вы еще их наделаете. А долг перед предками и перед Отечеством надо помнить.
– Да, да, - соглашался Рябинин, глядя на предка во все глаза и пытаясь различить в нем сходство с собой.
Веселуха оторвался от стены и встал: был он выше предка на голову, хоть и моложе лет на пятнадцать.
– А вот это вы видели, ваше высокопревосходительство?
– спросил Веселуха и показал предку шиш.
– Прибор ему, понимаешь! Задаром!
– Так я же за Отечество радею, - повысил голос вельможа.
– Этот мерзавец Курятинский нам монету портит, а государыня не знает ничего!
– За Отечество, - буркнул Лукин, - сам, небось, на его месте будешь так же...
– За Отечество - пожалуйста, - согласился Веселуха.
– Можем скинуть цену - слегка.
– Я вам не купец торговаться, - надулся предок.
– Хотите - от налогов вас избавлю, это могу.
– А ты знаешь, какие у нас налоги?
– поинтересовался Лукин.
– А то, - ответил предок, - как не знать. Налоги у вас - грабительские. Сорок с выручки, тридцать с прибыли... Что ж вы, милые? Фонды выбыли? Амортизационный срок? А у нас и на это налог. И прощать не в российском опыте - как на западе, что ни попадя...
– Чем шире живешь, - подхватил Веселуха, - тем больше плати! Как ни крути - отдашь нам - немного, о нет!
– прибыли девять десятых в бюджет!
– Неси на блюдечке с синей каемкою!
– Ах, производство наукоемкое?
– Ах, там еще и проборов гора?
– Ура!!!
– В узел рубли увязывай!
– И - ни в чем себе не отказывай!
– Наша гордость, радетель, рачитель!
– Наш... российский производитель!
Рябинин и Лукин, раскрыв рты, слушали эту крамолу, не то раешник, не то джаз, а предок и Веселуха, пьяные, плясали и выпендривались:
– Сорок с прибыли?
– Тридцать с выручки?
– Ах надыбали!
– Нет ли дырочки?
– Куча законов - не пропадем!
– Не перепрыгнем, чай, обойдем!
– Всех обойду!
– Все украду!
– Спрячу!
– Страчу!
– В тень уйду!
– Хамство да барство, что за государство!
– Руки в боки - денежны потоки!
– С покрышкой в деньгах
– В долгах как в шелках
– Сливки общества пеной к ногам государя...
– Вы скоморохи!
– Вы - не бояре!
– Сливки общества.
– Слитки отчества.
– Шурики, борики,
– ...пузики, прыщики, лысики, глазики...
– Местные боги!
– Оплот демократии!
– А ну-ка снижайте налоги на предприятия
– росчерком правой руки,
– ...временщики!..
Веселуха выдохся и свалился на пол, а предок задумчиво сказал:
– Разучились пить... а ведь этот еще из лучших... Ладно, избавлю вас от налогов. У меня в Питере все схвачено.
С этими словами предок повернулся и вышел вон. Свет вокруг померк окончательно, а Лукин задумчиво сказал:
– Тут давеча читал в одном продвинутом журнале, что понятие "крыша" это уже архаизм. Так вот что они имели в виду.
Аспирант и менеджер по продажам Паша Ненашев в этот момент сидел у себя на кровати в общежитии Финэка, абсолютно оглушенный, держа себя за уши, и не знал, что делать.
С милым, конечно, и в шалаше рай. Но неженатым супругам Паше и Марине ужасно хотелось свой дом. И под это дело Паша взял большой кредит. Уже завезли стройматериалы, уже началась стройка, и тут друг Пашин по жизни и по совместному делу оказался не друг. Вражиной и подлюкой, можно сказать, обернулся Пашин друг.
По истечении пяти минут Паша Ненашев как настоящий менеджер принял решение.
– А толкнуть меня без покрытия, - сказал Паша.
– В данный момент я одни сплошные долги.
– И враги, - сказала Маринка, обнимая Пашу за талию.
– Да, враги и долги, - сказал Паша злобно.
– И виноват я, кому, блин, поверил! Поэтому я - смотри - толкаю себя без покрытия. Вот я открываю идиотскую газету, которую тебе дали в метро.
Паша развернул газету.
– Теперь я закрываю глаза и тыкаю пальцем, где нужен менеджер по продажам.
– Не делай этого!
– пискнула Марина в священном ужасе.
Но Пашин палец уже совершенно неумолимо уткнулся именно туда, где Паша и был, по видимому, нужнее всего.
– Амарант, - прочел Паша, пожимая плечами.
– Контора господина Шарашкина с грамоткой имени Филькина. Ну вот, Марина. В нашей стране вообще жить нельзя. Будем, значит, не жить, а как все.
Это был Пашин пунктик. Его отрочество пришлось на эпоху перемен. Даже относительное затишье, последовавшее за кризисом, вызывало в Паше скептическую усмешку. А уж теперь-то ему и вовсе не хотелось верить никому, кроме судьбы.
– А если в этом амаранте все уголовники?
– спросила Марина, прижимаясь.
– Блин, - сказал Паша.
– Блин! Как все хреново!
Ради прикола Паша решил дойти-таки до этого "Амаранта": это где же это нужен он, сам Паша, менеджер с опытом, да еще и стажировка за границей? Где это имеют наглость его хотеть? Вступив во двор и проплыв пять метров по пояс в снегу, Паша расхохотался. Все кругом было не просто хреново, но просто анекдотически хреново. Предельно, так сказать. Разило помойкой и бомжами, с Сенной доносились попсовые песни.