Дом на Монетной
Шрифт:
Василий Семенович замолчал. Девушка смеялась. Проснулся казак, посмотрел осоловелыми глазами, громыхнул ружьем.
— Чем же все закончилось?
— Лишили прогулок! — философски заметил Василий Семенович, проведя рукой по низко остриженному затылку.
— Дела… — протянула Мария.
— Кстати, мать всегда боялась тюрьмы, вернее, боялась за меня. Женщина она добрая, простая. Богатство к нам пришло нежданно. Отец был умельцем, золотые руки. На Всемирной выставке в Париже выстроил павильон в духе русской классики, изба искусной резьбы.
— В университет поступил, когда от запоя умер отец. У знакомых встретил Бруснева. Из технологов. Встреча эта решила мою судьбу. У технологов образовался кружок саморазвития. Кстати, в дни покушения Александра Ульянова на квартиру Бруснева принесли лабораторию… Азотную кислоту… Селитру. После казни все это долго хранилось у Бруснева.
— Александр Ульянов… — Мария Петровна встрепенулась. — В Самаре познакомилась с его семьей. Брат его Владимир Ильич — удивительный человек. Эрудит и знаток Маркса!
— Интересно… Значит, не стал народником, как старший брат… Как все странно! После казни первомартовцев потянулись черные дни. Повальные аресты, в университете полиция… К счастью, вернулся из ссылки Карелин, народоволец, сдружился с Брусневым, жизнь закипела. Он хотел вербовать смелых террористов, а мы вырастить с Брусневым российского Бебеля!
— Российский Бебель!
— Завели конспиративную квартиру, на которой и хранили две пары штатского платья. Студенческие шинели городовые не любили встречать на окраинах. Занимались рабочие усердно, но с литературой подлинное бедствие. Создали кассу… Я ею заведовал до самого ареста. — Голубев помолчал и закончил: — Да, бедовали от недостатка литературы.
— «Дайте свободу русскому слову, уму нашему тесно в цензурных колодках!»
— Герцен прав! Цензура вытравила живую мысль из книг! — Василий Семенович взглянул на девушку. Лицо ее, обрамленное светлыми волосами, было красиво. Белый платок мягкими складками лежал на плечах. — «Как омуты и глубокие воды тянут человека темной ночью в неизвестную глубь — тянуло меня в Россию»… Я только теперь понял всю мудрость Герцена. Вы вернетесь в Россию, а я пойду дальше в Сибирь… Тяжко и грустно! Неужели больше мы не встретимся?!
— Почему?! — Мария подала теплый плед, набросила на его худые плечи. — Расскажите о себе… Мне хочется знать все.
Глаза Голубева засветились.
— На заводе Торнтона вспыхнула стачка. Наша группа напечатала на гектографе прокламацию, собрала деньги, даже газету выпустила. Верите ли, рабочие зачитали ее так, что хлопья одни остались.
— Славно!
— Славно… Но в эти дни приехал из Воронежа человек, стал через общих знакомых добиваться встречи… Человек оказался провокатором! И вот я здесь на пять лет.
— Многовато!
—
Мария смотрела на Голубева широко раскрытыми глазами. Протянула руку. Было жалко этого тихого, больного человека.
— Рассказать, как я делала деньги в Орле? Денег нет, а деньги нужны. Надумала проводить вечера с платными буфетами, выручка — в партийную кассу. В одной из комнат гремели недозволенные речи, молодежь валила на эти вечера. Полиция?! — Мария хитро прищурила глаза. — Я приглашала пристава, когда брала разрешение на вечер. Пристав приходил, но его ждали специалисты… Отводили в боковушку у буфета и напаивали до чертиков. Однажды в конце вечера пристав вышел в публику благодарить за честь!
— И публика была довольна?!
— Конечно… Народ поговорил, и пристав при исполнении служебных обязанностей. Только счастье недолговечно. Прошли аресты, и те же либералы отказывались предоставлять свои квартиры. Началось комедиантство! Однажды кто-то из земцев пригласил молодежь. Хозяйка, нацепив бриллианты, угощала гостей чаем, печеньем. Но при разговоре о политике хозяйка падала в обморок! — Мария решила повеселить Василия Семеновича. — Даму выносили из гостиной на руках, бегала горничная с грелками, а потом выходил хозяин с постным лицом… Народ расходился злой, недовольный… Да, кстати, как это вы переодевались, когда шли к рабочим?
— Переодевались?! А на квартире у Бруснева. Надевали высокие сапоги, поношенное пальто. Любители брали сажу из трубы, мазали руки. Мастеровой! Камуфляж помогал… Так и шагаешь из конца в конец по Питеру. Однажды произошел курьез. Началась перепись. Студенты, конечно, кинулись подработать. Мне достался дом на Обводном канале, где проходили занятия кружка! Какая напасть! Дворник, безусловно, связан с охранкой, он-то и повел меня по дому, а там рабочее общежитие. Кружковцы от удивления руками развели. Обошлось, но переволновался! Когда арестовали…
— Заключение переносили тяжело? — спросила Мария, придвинувшись к Василию Семеновичу.
— Тяжело. Семью свою очень люблю, скучал без матушки, без сестер. Был один способ убить время — чистка посуды. От сырости зеленела, вид самый неказистый. Истолчешь кирпич да на суконную тряпку: час усердного труда — и таз горит червонным золотом. За тазом — кувшин для воды, суповая миска…
— Я в тюрьме лепила из хлеба шахматные фигурки и глотала при опасности…
Голубев оглянулся. Заичневский сидел за столом, погруженный в книги. Крупная голова его склонилась, седые кольца волос падали на глаза. Нетерпеливо взмахивая рукой, он подносил к близоруким глазам раскрытые страницы.