Дом на Монетной
Шрифт:
За окном, облепленным белым мхом, гулял ветер да уныло гудела непогода. Сонный казак встрепенулся. Увидел Заичневского, сладко зевнул и захрапел, облокотившись на ружье.
В Москве на Воздвиженке
Падал дрожащий неяркий свет от фонарей. Припудренные снегом липы Тверского бульвара отбрасывали ажурную тень на дорожки. На бархатном небе выделялись яркие звезды, серебрился месяц. На скамьях с выгнутыми ножками сидели старики, закутав подбородки шарфами. У памятника Пушкину стояла корзина живых цветов.
Яснева перешагнула
Пушкина любила Мария с детства. Теперь же стихи его приобрели особый вещий смысл, ими полны письма Василия Семеновича. После их встречи на Сибирском тракте повсюду находили ее письма. Все чаще в этих письмах мелькали пушкинские строки. Память у Василия Семеновича была поразительная. За те несколько дней, что им удалось провести вместе на постоялом дворе, он читал «Евгения Онегина». При расставании они ничего не говорили, не давали обещаний, но знали, что непременно найдут друг друга.
Вернувшись в Самару, Яснева стала добиваться разрешения на переезд в Москву. В столице жила ее сестра, выславшая свидетельство о своей болезни. Мария в прошении указывала на материальные затруднения, но жандармское управление право на въезд не давало. После долгих хлопот оказалась в Твери. И на том спасибо! Тверь не так далеко от Москвы. Частенько, невзирая на запрещения, приезжала в столицу, восстанавливая связи, нарушенные арестом и ссылкой. Поездки ее особенно участились, когда в 1893 году в Москву переехала семья Ульяновых. Сколько счастливых и радостных часов провела она в их доме в Самаре, а теперь вот в Москве…
Сегодня предстояла большая радость. Владимир Ульянов из Петербурга приехал навестить родных. Она договорилась встретиться и отправиться с ним на полулегальную вечеринку на Бронной. Там ждали Воронцова, известного народника. Устроители вечера попросили Ясневу привести кого-нибудь поинтереснее, чтобы поговорить смело «без замка на устах». Мария, подумав, отнесла приглашение Ульянову. Разгром якобинцев, потеря друзей сказались тяжело. Но главное было в другом — росло сомнение в правильности, а вернее, в жизненности якобинства. Вот почему так откровенен стал интерес к молодому Ульянову. Она искала с ним встреч, искала разговоров…
Владимир Ильич остановился у сестры в Яковлевском переулке. Яснева с приятным волнением отворила дверь в небольшую прихожую. В прихожей царило веселое оживление. Оказывается, Анна Ильинична с мужем также уходила на полулегальную вечеринку.
— Может быть, на ту же самую, что и мы?! — полюбопытствовала Анна Ильинична, поправляя перед зеркалом вуаль на английской шляпе.
— Нет, не думаю! У нас собираются народовольцы. Очень конспиративно. Ограниченное число лиц. Всем надоела проповедь «малых дел», — многозначительно ответила Яснева, но, перехватив иронический взгляд Владимира Ильича, переменила тон. — Вам следует послушать москвичей. Думается, что вы единственный, кто знает, что сегодня нужно делать.
Ульянов неопределенно пожал плечами. За это время, что они не виделись, он возмужал. Взгляд карих глаз стал строже, спокойнее.
— И мы с Марком Тимофеевичем идем на разговор «без замка на устах». Дом Гирша кишмя кишит
— Молодежь… У нас народ собирается солидный. Адрес передали вчера по всем правилам. — Мария Петровна растерянно взглянула на Анну Ильиничну. — Впрочем, встреча также в доме Гирша… Всякое бывает — то назначат вечер в квартире, а их в доме под одним номером две, то два входа в одну квартиру, и не поймешь, куда сунуться… Народ испуган, солидных квартир нет, вот и мечешься по полулегальным вечеринкам. У якобинцев конспирация была строгой! А современные народники…
— Кстати, о современных народниках. — Анна Ильинична положила руку на плечо брата. — В Москве узнала, что по рукам ходит реферат о народничестве. Мне захотелось его получить. И тут меня озадачили вопросом: «Вам который?» Оказывается, по Москве их ходит несколько. «А например?» — полюбопытствовала я, не желая выказать невежества. «Например, Михайловский сел в калошу»!» Конечно, попросила, чтобы достали.
— Получили? — заинтересовалась Яснева, вынимая из сумочки платок. — Любопытно.
— Да, получила. Те самые синие тетради с критикой народников, их размножили на мимеографе, приложив многочисленные таблицы. Кстати, они мне хорошо знакомы. — Анна Ильинична приподняла густые брови, ласково взглянула на брата.
Владимир Ильич довольно потер руки. Он закутывал шею шарфом, не желая огорчать мать, боявшуюся простуды.
— Что ж, пошли, Мария Петровна! — Владимир Ильич поцеловал на прощанье сестру.
— Мы выйдем через десять минут! — бросила вслед Анна Ильинична, поджидая мужа.
Вдоль дома прохаживался шпик, прикрыв лицо воротником. У фонаря торчал его напарник, старательно вглядываясь в прохожих. Владимир Ильич надвинул черную шляпу, отвернулся. Яснева преспокойно обошла шпика. «Позор! Какая же здесь секретность!» — возмущалась в душе Мария Петровна. По сердитому взгляду Ульянова поняла, что он недоволен.
В прихожей лежала гора дамских жакетов, студенческих шинелей, зимних пальто. На подоконниках котелки, фуражки, мягкие шляпы. В углу белели ручки зонтов, набалдашники тростей.
Двери залы широко раскрыты. Народу много, слышались голоса, валил сизый дым. Мария Петровна отколола пелерину, раздумывая, куда бы положить ее, чтобы потом побыстрее разыскать. Неожиданно ее кто-то схватил за локоть. Мария Петровна оглянулась. Ба, Анна Ильинична! Оказывается, они с Елизаровым званы на этот же вечер!
— Народу труба непротолченая! — с сердцем сказала Анна Ильинична.
В большой зале, заставленной разномастными стульями и креслами, в красном углу сидел Воронцов. Темный сюртук облегал его полную фигуру. Редкие волосы едва прикрывали лысину, которую он поминутно вытирал белоснежным платком. Воронцов что-то говорил молодому человеку, устроителю вечера. Тот слушал внимательно, наклонив голову. Воронцов достал из кармана сигару. Покатал в пухлых ладонях, закурил.