Дом на Монетной
Шрифт:
Молодой человек небрежно бросил конверт с деньгами и, поклонившись ошеломленному приказчику, удалился.
— Покупатель — всегда загадка! — нравоучительно поднял палец старший приказчик. — Кто бы ожидал серьезного клиента в молодом человеке?! Зря не предложили серебряную шашку и портупею… Наверняка взял бы для полного парада…
К вечеру погода заметно исправилась. Перестал сыпать мокрый снег. С реки подул ветер, осушил Невский проспект. Заиграли в лучах заходящего солнца рекламы, витрины модных магазинов.
Блестящий магазин
Молодой человек закашлялся.
— Что, приглядели покупку, сударь? — добродушно улыбаясь в усы, спросил приказчик, запирая витрину на ключ.
— Да… Мне нужна офицерская фуражка с кокардой. — Молодой человек не отрывал глаз от оружия.
Немец достал круглую коробку, предложил примерить фуражку. Передвинул зеркало. Молодой человек, едва взглянув в зеркало, попросил:
— Не забудьте приделать кокарду… Еще шашку с темляком и серебряную портупею… Решил сделать подарок брату… Его произвели в адъютанты!
— О! — искренне обрадовался немец и, незаметно оглядев молодого человека, переспросил: — Так портупею прикажете серебряную?!
— Да, разумеется… Серебряную!
— У нас лучшие бельгийские браунинги… Легкие, словно игрушки! Не хотите преподнести своему брату личное оружие?
— Нет, оружием не интересуюсь! — неожиданно отрезал молодой человек.
Немец завернул покупку и протянул чек с аккуратной колонкой цифр. Молодой человек достал портмоне, небрежно вытащил деньги. За столиком сидела рыжая кассирша в буклях. Она попыталась заглянуть в лицо, молодой человек отвернулся. Принял от приказчика коробку, сверток с портупеей и, вежливо ответив на поклон, направился к двери. В магазин заглянул жандармский офицер. Молодой человек неслышно захлопнул дверь.
В полдень в кафе мосье Жакле посетителей почти нет. Мраморный зал уставлен высокими лампами на витых ножках. От розовых абажуров падал мягкий свет. Мраморные столы окружены вызолоченными креслами. У дверей, украшенных резьбой, застыли официанты с накрахмаленными салфетками.
Часы под стеклянным колпаком отбили двенадцать. Старый официант расставлял по столам букеты фиалок. Затем засеменил к мраморному столику и положил пачку свежих газет. Заслышав шаги, оглянулся. По мягкой дорожке неторопливо приближался блестящий офицер. Добротное драповое пальто с адъютантскими петлицами. Широкий серебряный пояс перетягивал тонкую талию. Длинная шашка била по лаковым сапогам. Офицер кивнул официанту, бросившемуся снимать шинель.
—
Офицер расстегнул воротник шинели, положил на стол папку жатой кожи. Потом снял фуражку, провел рукой по завитым русым волосам. Развернул газету.
На серебряном подносе официант подал шоколад, вазу с печеньем, сахарницу. Офицер кивком головы поблагодарил его, налил в чашку шоколад. Густой. Пахучий. Сделал несколько глотков. И опять официант подметил, что шоколад офицер пил без удовольствия! Шоколад мосье Жакле!
— Карета подана! Карета подана, господин поручик! — повторил официант, убедившись, что офицер его не слушал.
— Ну хорошо! — проговорил поручик, будто с огорчением. — Пожалуй, еще шоколаду….
Официант удовлетворенно ухмыльнулся, подал новый поднос. И опять неторопливо глотал офицер шоколад, и опять большие серые глаза стали задумчивы и печальны.
Наконец офицер поднялся. Бросил на поднос серебряную монету. И, не взглянув в зеркало, удалился четким шагом.
Карета, запряженная рысаками, рванула. Офицер, прижав к груди черный жатый портфель, бросил прощальный взгляд по сторонам. Лошади бежали легко. Невский… Адмиралтейство с высокой золоченой иглой, сверкавшей на солнце. Позади осталась строгая Английская набережная с гранитными львами. Карета мягко покачивалась на рессорах. Офицер откинулся на подушках. Улицы… Площади… Набережные… Вдалеке наплывал Троицкий мост. Офицер вздрогнул и, открыв оконце, приказал кучеру:
— В Государственный совет!
Карета, оставив след дутых шин на снегу, повернула. Кучер в высоком цилиндре картинно держал ременный кнут. У Синего моста через Мойку, вспенившуюся от ледохода, возвышался Мариинский дворец, где заседал Государственный совет. Кучер вопросительно оглянулся на седока.
— К левому подъезду! — глухо сказал молодой человек. Надвинулся громоздкий памятник. Николай Первый в гвардейском мундире восседал на массивном коне. Лицо офицера скривилось в усмешке. Кучер натянул вожжи, и карета замерла у парадного входа. Распахнулись двери, окованные медью. Вышел швейцар в белых чулках, увитый золотыми кантами, галунами. Придержал дверцу. Офицер легко соскочил на ковровую дорожку, расстеленную на снегу.
— Будет ли егермейстер двора его императорского величества тайный советник Дмитрий Сергеевич Сипягин? — спросил офицер, переложив в правую руку портфель.
— Господина министра внутренних дел Сипягина еще нет. — Швейцар расправил широкую бороду. — Но товарищ министра господин Дурново прибыли на заседание.
Офицер глубоко вздохнул. Прощально оглянулся. Обошел швейцара, начал подниматься по лестнице.
Весеннее солнце заливало дворец. Дробились отражения в многочисленных зеркалах. В золоченых рамах теснились картины итальянских мастеров. Сверкали узоры цветного паркета. Переливались хрустальные люстры. Офицер держался просто. Достойно. На вопрошающий взгляд швейцара заметил: