Дом неистовых клятв

Вильденштейн Оливия

О, как же сильно задёргались мускулы на висках Юстуса.

— Конечно, нет, Маэцца.

Данте, может быть, и сделался непредсказуемым, но его желание предельно ясно — он хочет заполучить весь Люс. А чего хочет Юстус Росси?

Человек, мотивы которого не ясны, опасный враг. Моя единственная надежда сейчас на Мириам. Будучи очень хитрой женщиной, она, вероятно, знает, что ему нужно.

Боги… Мириам может быть на нашей стороне. Кто вообще стал бы заступаться за Юстуса?

Я бросаю на неё взгляд,

и замечаю, что она уже смотрит на меня поверх отяжелевших век. Она не зевает, но сделалась такой же бледной, как тот бюст, который повредил Данте в порыве раздражительности. И только теперь я понимаю, чьё лицо он изображает: Ксемы Росси. Художнику не только удалось в совершенстве передать желчный взгляд и глубокие морщины древней фейри, но он так же изобразил на её плече её мертвого попугая — единственное животное, которое я ненавидела.

— Ладно, — огрызается Данте. — Пусть пока поживёт. Но начните обучать нового.

Когда Юстус кивает, он окидывает взглядом мою порванную блузку и грязные замшевые штаны.

— Вымойте Фэллон и найдите ей какую-нибудь одежду, чтобы она перестала быть похожа на ракоккинского мальчика-подростка.

— Я не ребенок, Данте! — выкрикиваю я. — Я с радостью вымоюсь, но мыть меня не надо.

Я хватаюсь за свою блузку и начинаю выкручивать ткань, представляя вместо неё шею Данте.

Он задерживается в дверях и ещё раз проходится по мне взглядом.

— Не оставлять её одну ни на секунду.

— Конечно, Маэцца.

— И ещё, Росси. Принесите бумаги. Побольше. За этот месяц я собираюсь изучить все до единого магического знака, известные шаббианцам.

— Пергамент и чернила будут доставлены немедленно.

— Мне не нужны чернила. Я буду использовать кровь Фэллон.

Улыбнувшись коварной улыбкой, он разворачивается и выходит из темницы.

— Свежую. Прямиком из её тела.

Мой пульс ускоряется и начинает сотрясать кожу безудержным гневом, но затем он ускоряется ещё больше, и на этот раз от ужаса. Если мы женаты, он поймёт, что заклинание Мириам сработало, потому что тогда он сможет использовать мою магию. Я смотрю в сторону своей сестры по несчастью, но она не сводит глаз с Юстуса. И хотя они ничего не говорят вслух, между ними происходит какой-то диалог.

Она, должно быть, почувствовала всю тяжесть моего взгляда, потому что говорит:

— Не волнуйся. Я научу его неправильным символам.

Я кошусь на Юстуса, который, кажется, хорошо разбирается в магических знаках.

— Боишься, что я научу его правильным? — Юстус одаривает меня заговорщической улыбкой.

Я моргаю.

И гляжу на него.

А затем на Мириам.

О. Боги.

Юстус понимает шаббианский!

А Мириам… она даже глазом не моргнула.

— Идём. Твоей бабушке надо отдохнуть.

Когда Мириам, наконец, склоняет голову на плечо, Юстус выходит вперед меня с такой прямой спиной, что его длинный хвостик почти не колышется.

— Я

не дам ему ни грамма своей крови, — шиплю я, а Мириам в изнеможении закрывает глаза.

Юстус останавливается, после чего так резко подходит ко мне, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Пусть Юстус Росси и не такой высокий, как Лор или Данте, но его размеры всё равно впечатляют.

— Если ты откажешься, — говорит он тихим голосом, — ты подпишешь Антони смертный приговор. Ты действительно этого хочешь?

Моё сердце начинает колотиться о рёбра.

— Конечно, нет.

И тогда, уже громче, он говорит:

— Значит, ты побудешь чернильницей Данте.

— Что за игру вы ведёте, генерали?

— Ту, в которой моя внучка остаётся королевой Люса.

— Я не ваша…

— Ты разве забыла о том, что мы с Мириам женаты, Капелька?

Прозвище, которым звала меня бабушка, звучит так отвратительно в его исполнении.

— Никогда меня так не называйте.

Зрачки Юстуса сужаются.

— Если вы думаете, что сможете управлять Люсом через меня, то вы будете очень разочарованы.

Когда он улыбается, я добавляю:

— Простите. Я сказала разочарованы? Я хотела сказать уничтожены. Вороном. А точнее двумя, потому что мой отец с радостью поможет Лору отрубить ваши конечности.

Улыбка Юстуса становится ещё шире и вокруг его хитрых глаз появляются морщинки. Неужели он думает, что его брак с Мириам не даст моей паре и отцу растерзать его мерзкое сердце?

Моё собственное сердце сжимается, когда я понимаю причину его радости. У него есть доступ к шаббианской крови, и он знает, как её использовать. Причём он не только умеет рисовать магические знаки, но и может убивать оборотней с её помощью.

— Говори на языке матери шёпотом, — бормочет он и, похоже, на шаббианском, учитывая его сильный акцент.

Мои ресницы взмывают вверх. Я говорю на… на…

Я пытаюсь оправиться от шока. Сейчас не время восторгаться моей новой способностью, но это, чёрт побери, настоящий восторг!

— Откуда вы знаете шаббианский? Неужели великая и ужасная Ксема Росси — наполовину колдунья и, как и в моём случае, это умение пришло к вам из ниоткуда? — бормочу я себе под нос.

— Оно перешло ко мне по крови. Язык матери передаётся с кровью. А что до моего умения, Мириам и я провели вместе долгие годы. Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю.

Он делает шаг в сторону двери. А я громко произношу на люсинском:

— А почему вы решили, что мне будет интересна история человека, который обрезал уши собственной дочери?

Он останавливается.

— Это Церес рассказала тебе…

По полу ползёт тень и касается сапога Юстуса. И хотя она не падает на его лицо, оно всё равно темнеет.

— Агриппина — позор семьи Росси и всего фейского народа. Как и её мать.

Тень замирает.

Юстус начинает пятиться и рявкает: