Дом неистовых клятв
Шрифт:
Я тянусь за ним, но Данте отводит руку.
— Данте, пожалуйста.
— Ты моя жена.
Я прикрываю рукам свои мокрые груди и хмурюсь.
— Но не по закону Люса.
— С каких это пор тебя интересуют люсинские законы?
Начиная с этого момента.
Взгляд Данте проходится по моему обнажённому телу. Он не в первый раз видит меня голой, но в отличие от того дня на острове бараков, сейчас его взгляд ощущается как насилие. И это лишь укрепляет моё желание вонзить шпоры в мягкую плоть его шеи.
— Если это так важно,
— Ты прав. Мне плевать на люсинские законы.
Тон моего голоса такой резкий, что заставляет его поднять на меня глаза.
— Полотенце, Маэцца.
— Ты сильно похудела. Разве Рибав тебя не кормил?
Надеюсь, мои выпирающие кости отталкивают его.
— Я могу получить полотенце?
Он замирает на месте. Лишь только мускул дёргается на его челюсти.
Я не знаю, в какую игру он играет, но мне она определенно не нравится. Я почти прошу его отдать мне полотенце — снова — как вдруг он наконец-то передаёт его мне.
Я забираю у него полотенце и оборачиваю его вокруг своего тела.
— Зачем ты здесь? Ты что-то забыл?
— Я хотел пригласить тебя на ужин.
— Я предпочту снова перепачкаться кровью.
Глаза Данте вспыхивают.
Он поднимает руку, словно хочет меня задушить, но петли на двери скрипят, и его рука застывает в воздухе.
— Церес не очень-то хорошо тебя воспитала.
Входит Юстус с платьем из золотого шёлка и блестящего фатина, перекинутым через руку.
— Тебя нужно обучить хорошим манерам.
— Вызываетесь быть моим учителем по этикету?
— Ну, да.
Он улыбается, и это недобрая улыбка.
— У нас будет время, чтобы узнать друг друга получше, после всех тех лет, что мы провели порознь.
Я пытаюсь понять его истинные мотивы, но ещё не успела изучить его мимику. Он на самом деле планирует вымуштровать меня, или хочет научить меня всему, что связанно с шаббианцами?
Я пожимаю плечами.
— Можете попрощаться со своим рассудком. А вообще пох, нонно.
— Пох?
Его рыжие брови изгибаются.
— По-хрен. Как часто говорят в Тарелексо.
— Ты посещала лучшую школу в Люсе. Школу, за которую я заплатил целое состояние.
— Вам следовало вложить эти деньги во что-то другое.
— Теперь мне это ясно.
— А почему бы Мириам не начать преподавать мне уроки этикета? Она ведь… была… принцессой.
— Нет, — говорит Юстус.
— Почему нет?
— Она не сможет тебя обучить…
Он отделяет каждый слог так, словно я маленький ребёнок, у которого проблемы с речью.
— Во-первых, она — позор для короны, а, во-вторых, она пока не в состоянии. Боюсь, вашим урокам тоже придётся подождать, Маэцца.
— Сколько? — спрашивает Данте.
— Несколько дней.
— Дней!
— После того, как она заблокировала магию Фэллон, она была мертва для мира в
Мой пульс ускоряется, когда наши взгляды встречаются.
— Недели? — резкий голос Данте разрывает мои барабанные перепонки.
Я, конечно, рада тому, что Данте не будет пока размазывать мою кровь по пергаменту, но я не могу не почувствовать укол разочарования. Если она будет в таком состоянии в течение целой недели, то, как я смогу узнать о местоположении своей матери? Может быть, Юстус знает? И станет ли он рассказывать мне?
Когда Юстус трясёт платьем, висящем на его руке, я говорю:
— Я могла бы остаться с ней. То есть, вы же всё равно меня закроете. Можете поместить меня в темницу. Так будет надежнее. К тому же я освобожу клетку, которая может пригодиться, если вы возьмете кого-то в плен.
Глаза Юстуса становятся жёсткими.
— Оставлять тебя в темнице может быть смертельно опасно. Мириам бывает непредсказуема, когда сознание возвращается к ней.
— Её задница приклеена к трону.
Я с силой тяну за полотенце, представляя все те препоны, что расставляет мне Юстус, и как я запускаю их ему в голову.
— Но ведь если она убьёт меня, она сама упадёт замертво.
— Она может проснуться дезориентированной и не будет помнить о том, что ваши жизни связаны.
Вокруг его рта появляются сердитые морщинки, словно он откусил кислую сливу.
— Она может не помнить о том, что ты её внучка.
Я сдвигаю брови, пытаясь понять, блефует ли он или говорит правду.
— Твой синяк прошёл, — замечает Данте, обратив внимание на мой лоб.
Я трогаю кожу над глазом. Шишка, которую я получила в день своего похищения, действительно, пропала.
Он переступает с ноги на ногу, что заставляет его шпоры и золотые бусины в волосах звякнуть.
— Как это возможно?
Мои пальцы застывают вместе с воздухом в лёгких, потому что это можно объяснить только магией.
— Прошло уже некоторое время, Ваше Величество.
— Её кожа была желтоватой, когда я забрал её из погреба.
— Ладно. Признаюсь. Я её вылечил. Я решил, что вам будет неприятно смотреть на её лицо прокажённой. Ведь она здесь единственная женщина.
Лицо прокажённой? Я почти фыркаю, но поскольку Юстус Росси только что спас мою задницу, я оставлю без внимания этот комментарий.
— Как предупредительно с вашей стороны, генерали. Как жаль, что предатель Лазарус сбежал со всеми лечебными кристаллами.
Я моргаю, потому что я точно помню, как Лазарус рассказывал мне о том, что Данте отказался одолжить воронам кристаллы шаббианцев, которые были нужны мне после попадания в меня отравленной стрелы.
— Я работаю над тем, чтобы вернуть их, сир.
— А пока ты их ищешь, — Данте сжимает край повязки, обмотанной вокруг его руки, и начинает разматывать её, — мне надо вылечить эту рану. Не мог бы ты использовать свою магию?