Дом незнакомцев
Шрифт:
Это было правдой, считала Марни, и у нее промелькнула мысль, что Эррол Деннис небрежно обращается с людскими чувствами, как мальчишка с мешочком мраморных шариков. Он не имел права почти пообещать одной девушке взять ее с собой на Чардморский бал, а потом беззаботно переключиться на другую. Ничего удивительного, что бедная Джулия готова расплакаться. Марни подбежала к ней через веранду и быстро, ободряюще обняла.
– Не беспокойтесь, – сказала она. – Я сама себе куплю билет, а этот красивый дьявол возьмет с собой нас двоих. Я не знала, что это костюмированный бал.
Перед добросердечной Марни было трудно устоять, и Джулия вернула ей улыбку.
– Вы на самом деле купите себе билет? – спросила она.
– Разумеется. Эрролу, похоже, нравится изображать из себя калифа, так что он сможет вплыть в дом Чардморов с девицей на каждой руке.
Джулия изумленно посмотрела на Марни:
– Большинство девушек просто с ума сходят по Эрролу, а вы так иронично, к нему относитесь. Разве… разве он вам не нравится?
– С ним все в порядке, – ответила Марни после некоторого размышления. – Он довольно милый, когда захочет.
– Мне он нравится, – призналась Джулия. – Мы с ним несколько раз проводили вместе время, и он всегда ходит в такие шикарные места в Вест-Энде. На самом деле я не знаю, как ему удается позволять себе бывать там. У него здесь хорошая зарплата, это так, но ее вряд ли достаточно для «Карлтон-Грилл», когда он заплатит за квартиру и купит себе одежду и продукты. Знаете что, Марни, я думаю, он играет в шемми.
– Шемми? – удивленно переспросила Марни.
– Шемен-дефер. Если повезет, можно выиграть достаточно много.
– А почему вы думаете, что он играет? – спросила Марни с интересом, но без большого удивления. Она не думала, что ее может сильно удивить что-то касающееся Эррола Денниса.
– Ну, – сказала Джулия, – я как-то ходила с ним потанцевать в клуб, где он бывает, и высокий парень положил ему руку на плечо и сказал, что хочет, чтобы удача Эррола хоть чуть-чуть перешла к нему. Эррол только посмеялся, но я поняла, что мужчина говорил об игре. У него был такой беспокойный взгляд, какой можно встретить только в игорных домах, а Эррол откуда-то должен брать деньги.
Джулия наклонилась и подобрала оранжевую палочку и кусочки ваты. Ее голос зазвучал приглушенно, когда она продолжила:
– Тот человек еще кое-что сказал, Марни. Он посмотрел на меня, а потом спросил, где его другая подружка. Он подмигнул – знаете, как подмигивают мужчины, когда говорят о какой-нибудь очень шикарной даме. Но Эррол разозлился. Он перестал смеяться и тут же увел меня танцевать. – Джулия выпрямилась. – Я… Я знаю, что он погуливает, но ничего не могу с собой поделать. Иногда он бывает таким милым.
И Марни знала, что это правда. Маленький Джинджер страшно боялся делать рентгеновские снимки, но Эррол предвидел это и купил ковбойскую шляпу, чтобы мальчик надел ее в кабинете. Джинджер страстно любил играть в ковбоев, он пришел в полный восторг от шляпы, и снимки были сделаны без суматохи и нервов.
Эррол Деннис был загадкой, решила Марни. Его невозможно было ни одобрять, ни полностью осуждать, но любую девушку, которая позволила
Джулия сложила свои лаки и палочки в маникюрную коробочку и вместе с Марни пошла в сестринскую гостиную, где одна из сестер немедленно оторвалась от вязания и сообщила, что телевизор объявил забастовку.
– Укрась наше существование, Марни, – попросила она. – Сыграй нам что-нибудь. Старина Грин из десятой комнаты своим коленом навел на меня тоску. Мне жаль несчастного старика, но держится он молодцом. Пока мистер Гордон занимался с ним, он ущипнул меня. Нам здесь должны приплачивать за вредность.
– Разве Алек Гордон не предложил потереть это место, чтобы не болело? – рассмеялась Джулия, помогая Марни убрать стопку нижнего белья и пару накрахмаленных шапочек с фортепьяно. Марни была в восторге, обнаружив, что в бунгало есть инструмент.
– Шутишь? – Сестра с усмешкой пересчитывала петли. – Жизнь реальна, жизнь серьезна для нашего Алека. Единственные выпуклости, которые его интересуют, – это коленные чашечки и щиколотки.
Марни улыбнулась про себя, и ее пальцы пробежали по клавиатуре. Алек Гордон был так застенчив, казалось, он постоянно залит румянцем смущения, и сестры никак не оставляли его в покое.
– Какая прелесть, Марни, – сказала сестра Донкин. – Что это?
– Ирландская баллада, которой научила меня мать. – И Марни вдруг так погрузилась в музыку, что не заметила возобновившейся ревности во взгляде Джулии Брелсон. Очаровательная ирландская мелодия рождалась под ее пальцами и уплывала из бунгало, паря над тихим, окутанным вечером парком клиники.
Илена еще не приехала, и Пол ждал ее в комнате Нади. В вечернем костюме он выглядел очень высоким и слегка надменным, и его непокорные волосы на этот раз были безупречно уложены.
– Сегодня ты до кончиков ногтей выглядишь знаменитым остеопатом, Пол, – заметила Надя и повернула голову к полуоткрытому окну, где теплый ветер легонько шевелил шторы. – Кто это там играет на фортепьяно? – спросила она. – Несколько раз, лежа здесь, я получила удовольствие от бесплатного концерта.
– Музыка не беспокоит тебя, Надя? – сразу же спросил он.
Она покачала головой, и Пол подошел к окну, в котором летнее небо все еще хранило легкие отблески дня, и дыхание ночного аромата воздуха коснулось его щеки. Музыка, которую играла Марни, была ему незнакома, но в ней безошибочно угадывалось ирландское колдовство, и оно зачаровывало, бродя меж теней внизу в парке.
– Это моя новая секретарша, Надя, – объяснил он. – Не правда ли, она очень хорошо играет? Ее матерью была Мэри Фаррел, концертирующая пианистка.
– В самом деле? Как интересно. – Но в голосе Нади не слышалось истинного интереса, и Пол тихо вздохнул, возвращаясь к ее кровати. Он наблюдал за бледным личиком Нади со странными, раскосыми глазами, в которых таилось столько горя. Он вспоминал, как она сопротивлялась ему в тот полдень, когда попыталась умереть; теперь ее глаза были безнадежными и отстраненными. Приговоренными к жизни без цели, к жизни без Рене Бланшара.