Дом под сиренями
Шрифт:
О, несчастная Бэб! Почему ты повернулась спиной? О, слишком проворный Санчо! Зачем ты так ловко развязал этот узел и устремился к потрепанному жизнью бульдогу, стоящему при входе, привлеченный дружеским вилянием обрубка хвоста? О, несчастный Бен! Почему ты отлучился в самый неподходящий момент и не смог спасти своего друга от грубого незнакомца, который набросил ремень на шею бедного Санчо и быстро растворился вместе с ним в толпе?
— Это был Бэскум, но он ничего не знает. А где Санч? — быстро спросил вернувшийся Бен.
Его встревоженный вид заставил Бэб обернуться.
— Я
Ее глаза в ужасе блуждали взад-вперед, но собаки нигде не было.
Бен свистнул раз, другой, потом стал звать пса и искать его повсюду, но все было напрасно, пока один из праздношатающихся парней лениво не произнес:
— Если ты ищешь большого пуделя, лучше тебе выйти на улицу. Я видел, как он убегал вместе с другой собакой.
Бен выбежал наружу, сопровождаемый Бэб, не обращая внимания на льющий дождь. Оба чувствовали, что их постигло большое несчастье. Но Санчо был схвачен и увезен задолго до этого, и никому не было дела до его негодующих воплей, доносившихся из отъезжавшей крытой повозки.
— Если он пропал, я никогда тебе этого не прощу. Никогда, никогда, никогда! — и Бен, не сдержавшись, наградил Бэб довольно чувствительным подзатыльником.
— Мне ужасно жаль. Он вернется! Ты ведь говорил, что он всегда возвращался, — умоляющим тоном пролепетала Бэб, подавленная своими собственными несчастьями и вдобавок еще испуганная, поскольку никогда не видела Бена таким разгневанным. Он редко терял самообладание и никогда не был груб с девочками.
— Если он не вернется, я не буду с тобой разговаривать целый год. А теперь я иду домой.
Чувствуя, что слова бессильны выразить его чувства, Бен решительно зашагал по дороге.
Трудно было найти более несчастную маленькую девочку, чем Бэб, когда она тащилась вслед за ним, то и дело утопая в лужах, и, в конце концов, став такой мокрой и грязной, что ее трудно было узнать. Все злоключения она теперь воспринимала как наказание за свои прегрешения. Одну или две мили она стоически тащилась по дороге, а Бен шагал впереди нее в мрачном молчании, которое становилось все более гнетущим. Полная раскаяния, Бэб жаждала услышать от него хоть одно слово и приходила в отчаяние от мысли, что он может выполнить свою ужасную угрозу и не разговаривать с ней целый год.
Ее ноги промокли и безумно устали, к тому же попкорн и орешки были не особенно питательной пищей, и от голода она ослабла. После испытанного сильного волнения ей хотелось лечь и заснуть. Ливень перешел в унылый моросящий дождик, подул промозглый восточный ветер. Холмистая дорога, казалось, все удлинялась под уставшими ногами, а вид безмолвной фигуры в синем фланелевом костюме, которая быстро шагала впереди, не произнося ни звука и не оглядываясь, еще более усиливал страдания несчастной Бэб.
Мимо проезжали повозки, но все они были полны людей, и никто не предложил их подвезти. По дороге шли мужчины и мальчики, обмениваясь грубыми шутками по поводу несчастной пары, от дождя вскоре ставшей похожей на юных бродяг.
Но
Когда холодный нос коснулся его пальцев, Бен вздрогнул. Он смотрел, как пес исчезает из виду, а по лицу его струились слезы, смешиваясь с дождем. И тут Бэб не выдержала; добрый взгляд собачьих глаз напомнил ей о потерянном Санчо. Она начала тихо всхлипывать и оглядываться назад в надежде увидеть очертания знакомого собачьего силуэта.
Бен услышал эти жалобные звуки и, бросив быстрый незаметный взгляд через плечо, увидел столь печальное зрелище, что его гнев утих, и он сказал себе: «Конечно, она скверная девчонка, но уже достаточно пострадала. Когда мы дойдем вон до того дорожного столба, я с ней заговорю. Но я все равно не прощу ее, пока Санчо не вернется домой».
Однако на поверку Бен оказался лучше своих слов. Еще до того, как они дошли до дорожного столба, Бэб, ослепшая от слез, споткнулась о корень и, покатившись вниз с холма, застряла в зарослях мокрой крапивы. В одно мгновение Бен схватил ее на руки, стараясь успокоить. Но на Бэб не действовали его утешения, она горько рыдала, прижав к груди горящие от укусов крапивы руки, а по ее щекам катились крупные капли слез также быстро, как мутные ручейки бежали по дороге.
— О, Боже, Боже! Я вся горю от крапивы, мне хочется есть, ноги болят, я продрогла, и все так ужасно! — причитала бедная девочка, лежа на траве.
— Не надо плакать, Бэби. Я был очень жесток с тобой, прости меня за это. Я, со своей стороны, тоже прощаю тебя и обещаю никогда не поднимать на тебя руку, — проговорил Бен, переполненный жалостью к страданиям девочки и забыв о своих собственных.
— Ударь меня еще раз, если хочешь. Я знаю, что очень виновата перед тобой, что не уследила за Санчо. Никогда больше я такого не сделаю. Мне так жаль тебя, — пробормотала Бэб, совершенно подавленная его великодушием.
— Не думай об этом. Скорей вытри слезы, и пойдем дальше. Мы все расскажем твоей маме, она приведет тебя в порядок, и все будет хорошо. Я не удивлюсь, если Санчо прибежал домой раньше нас, — проговорил Бен, стараясь утешить себя и ее несбыточной надеждой.
— Я никогда не дойду до дома. Я так устала, ноги совсем не идут, и в башмаках столько воды! Хорошо бы этот мальчик подвез меня хоть немного. Как ты думаешь, он может это сделать? — спросила Бэб, устало приподнимаясь и указывая на высокого парня, который появился из ближайшего двора, катя тележку.
— Привет, Джослин, — обратился к мальчику Бен, узнав в нем одного из «парней с холма», которые субботними вечерами отправлялись в город поразвлечься.
— Привет, Браун, — ответил мальчик, останавливая свое скрипучее продвижение и выражая удивление при виде столь мокрого зрелища.