Дом правительства. Сага о русской революции. Книга вторая. В доме
Шрифт:
При переезде на квартиру имел место ряд расходов по переезду (ломовые извозщики и прочее) и необходимость приобретения некоторых домашних вещей стол, стулья, прошу оказать денежную помощ в 150 рублей если нельзя безвозвратно то с погашением в три месяца. Настоящая моя зарплата 300 рублей на моем издживении находятся жена и трое детей в возрасте от 8 лет до 12 лет [119] .
Просьба Иванова была удовлетворена. После переезда он продолжал регулярно – и почти всегда успешно – обращаться за помощью в Общество старых большевиков (обычно по вопросу путевок в Крым и на Кавказ). Получив в 1931 году диагноз «неврастения», Елена ушла на пенсию, и Ивановы (Борис, сорок четыре года, Елена, тридцать четыре, сыновья в возрасте одиннадцати и десяти лет и восьмилетняя дочь) решили сдать одну из своих трех комнат [120] .
119
ГАРФ, ф. 5449, оп. 1, д. 1, л. 1; РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 745, л. 25, 27 (цитата по л. 27); интервью автора с Г. Б. Ивановой, 13 марта 1998 г.;
120
Там же, л. 29–42; интервью автора с Г. Б. Ивановой.
Борис Иванов
Елена Иванова (Златкина)
Как у большинства жителей Дома правительства, у Ивановых, несмотря на их трудное финансовое положение, была домработница. Ее звали Нюра; во время переезда ей было шестнадцать или семнадцать лет. Однажды, гуляя во дворе с детьми, она познакомилась с Владимиром Ореховым, которому было немногим более двадцати. Вскоре они поженились, и Нюра переехала к Ореховым в квартиру 384. Владимир был сыном Василия Орехова, бывшего пастуха и прокурора, страдавшего после смерти Ленина от «травматического нервоза». К 1931 году Василий вышел на пенсию (в возрасте сорока семи лет) и получил от Общества старых большевиков «путевку на переделку 2х зубных челюстей в количестве 26 зубов а также на имеющие… 2х зубов на деть 2 коронке», но по-прежнему часто болел и проводил много времени в черноморских санаториях [121] .
121
РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 1429, л. 63–77; интервью автора с Г. Б. Ивановой.
Орехов и Ивановы были не единственными большевиками, которые с трудом восстанавливались после Гражданской войны и великого разочарования. Директор Института Маркса – Энгельса – Ленина (ИМЭЛа) Владимир Адоратский продолжал лечение водными процедурами. За несколько месяцев до переезда в Дом правительства (кв. 93) он писал жене из Гурзуфа, что «стол продолжает оставаться на высоте. Супы вегетарианские (борщ) доброкачественные, жаркие с поджаренной картошкой всегда вкусные и настолько достаточные, что Варя не съедает». (Варе, дочери Адоратского и переводчице у него в институте, было двадцать шесть лет. Она много болела и часто сопровождала отца в его поездках.) Через несколько месяцев после переезда Адоратский и Варя поехали на курорт в Кисловодск. Кислородного лечения там не предоставляли, но горный воздух был настолько хорош, что его «и без всяких приспособлений можно получать». В Москве он ходил в клинику «на горное солнце» и в «диэтную столовую» за «овощами, фруктами и мясом, но не хлебом» [122] .
122
РГАСПИ, ф. 559, оп. 1, д. 141, л. 18–19 об., 33; РГАСПИ, ф. 559, оп. 1, д. 132, л. 55.
Коллега Адоратского по ИМЭЛу и первая заведующая Медико-санитарной частью «группы дач» в Мисхоре Олимпиада Мицкевич вышла на пенсию спустя год после переезда в Дом (кв. 140), в возрасте пятидесяти лет. Сразу после переезда она отправилась на лечение в Боржоми [123] .
Арон Гайстер и Рахиль Гайстер с дочерью Инной. Предоставлено Инной Гайстер
Бывший «христианский социалист», организатор массовых расстрелов на Дону и нарушитель режима во Втором Доме Советов Карл Ландер вышел на пенсию, «перенесши тяжелую нервную болезнь и ряд тяжелых потрясений». Став персональным пенсионером в возрасте сорока четырех лет, он переехал в Дом правительства (кв. 307) и посвятил себя «истории партии, ленинизма (теории и практики), истории революционного движения и историческим вопросам вообще» [124] . Другой многолетний инвалид, теоретик Военного коммунизма и ведущий экономист-аграрник Лев Крицман перестал преподавать по состоянию здоровья в 1929 году, когда ему исполнилось тридцать девять лет. В 1931-м, когда они с женой Саррой въехали в квартиру 186 в девятом подъезде, он был заместителем председателя Госплана. В 1933-м он прекратил «оперативную работу» и занялся составлением первого тома «Истории Гражданской войны» и редактированием переводов Маркса для ИМЭЛа, а в свободное время работал над большой книгой под названием «Первая мировая империалистическая война и разложение капитализма в России» [125] .
123
РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 1308, л. 6–6 об., 25–36.
124
РГАСПИ, ф. 124, оп. 2, д. 345, л. 2; В. Баранченко, Стойкость, неутомимость, отвага (М.: Московский рабочий, 1988), с. 48.
125
АРАН, ф. 528, оп. 2, д. 1, л. 4; оп. 4, д. 86, л. 11, 15.
Ближайший соратник Крицмана на аграрном фронте и его преемник в Госплане Арон Гайстер въехал в квартиру 167 с женой Рахилью (экономистом в Наркомтяжмаше),
126
И. Шихеева-Гайстер, Дети врагов народа. Семейная хроника культа личности 1925–1953 (М.: Возвращение, 2012), с. 16–17; интервью автора с И. A. Гайстер (30 сентября 1997 г.), Е. И. Грузиновой (Краваль) (16 января 1998 г.), Г. С. Рониной (1 октября 1997 г.).
Крицман «был противником всех выступавших в нашей партии оппозиций и уклонов начиная с середины 1918 г.» (как он писал в письме Сталину). Но и бывшим оппозиционерам нашлось место в Доме. Карл Радек возобновил свою деятельность пропагандиста и дипломата (навестив мать во время поездки в Польшу в 1933 году) и въехал в квартиру 20 с женой, дочерью, пуделем по кличке Черт и портретом Ларисы Рейснер. Его первой книгой после переезда стал памфлет об инженерах-вредителях («лицом к лицу бороться с нами они не могли, они могли нам наносить удары, только спрятавшись в наших учреждениях и, как ползучие гады, бросаясь на нас сзади») [127] .
127
АРАН, ф. 528, оп. 4, д. 86, л. 19; АМДНН, папка «Кисис», письмо Е. Р Кисис, с. 10; Lerner, Karl Radek, c. 156–157; Артемов, Карл Радек, с. 161–163; К. Радек, Портреты вредителей (M.: ОГИЗ, 1931), с. 29.
Воронский с матерью и дочерью
Соратника Радека по оппозиции и обвинителя на процессе Филиппа Миронова, Ивара Смилгу, восстановили в партии, назначили заместителем председателя Госплана (начальником Управления сводного планирования) и поселили в шестикомнатной квартире (кв. 230) в Доме правительства, где он жил с женой, двумя дочерьми, няней, женой сосланного товарища Александра Иоселевича Ниной Делибаш и знакомой эстонкой, которой, по словам дочери Смилги Татьяны, негде было жить [128] .
128
Интервью автора с Т. И. Смилгой-Полуян, 19 января 1998 г.
Сима Соломоновна Воронская
Другого раскаявшегося ссыльного, Александра Воронского, назначили заведующим сектором русских и иностранных классиков в Государственном издательстве художественной литературы (ГИХЛ, часть халатовского ОГИЗа). Он жил в квартире 357 с женой Симой Соломоновной и дочерью Галиной. По воспоминаниям Галины, «после своего возвращения из Липецка отец держался замкнуто, отказывался не только выступать публично по литературным вопросам, но и посещать литературные собрания и заседания». После восстановления в партии он встал на учет в типографии, а не в издательстве. Его друг Голощекин посоветовал ему опубликовать разгромную рецензию на автобиографию Троцкого, но он отказался. В свободное от работы в издательстве время он работал над биографией Желябова, книгой о Гоголе и различными версиями своих воспоминаний [129] .
129
Воронская, «Если в сердце», с. 98–101; Динерштейн, A. K. Воронский, с. 302–310.
Друзья Воронского по революционной юности в Тамбове, Феоктиста Яковлевна Мягкова и ее дочь Татьяна, въехали в одну из первых законченных квартир (рядом с «Ударником») в 1930 году, после того как Татьяна вернулась из ссылки, а ее мужа Михаила Полоза перевели из Харькова в Москву на должность заместителя председателя бюджетной комиссии ЦИК СССР. Когда дом достроили, они переехали в более тихую и просторную квартиру в десятом подъезде (кв. 199). С ними были шестилетняя дочь Рада, домработница и сестра Татьяны Леля с сыном Волей (Владимиром). Татьяна получила работу экономиста на заводе шарикоподшипников [130] .
130
Интервью автора с Р. M. Полоз, 28 июня 1998 г.; ГАРФ, оп. 61, д. 337, л. 1; АМДНН, папка «Полоз».
Активные борцы с оппозиционерами жили по соседству. Борис Волин, который руководил нападением на демонстрантов в ноябре 1927 года («бей оппозицию»), въехал в квартиру 276 с женой Диной Давыдовной (бывшим гинекологом, а ныне редактором в Музгизе), дочерью Викторией 1920 года рождения и домработницей Катей, жившей в семье с рождения Виктории. Волин боролся с правыми так же решительно, как и с левыми. Будучи главой отдела печати наркомата иностранных дел, он написал несколько писем, обличавших замнаркома Литвинова как «одного из самых правых оппортунистов в нашей партии» («Литвинов ненавидит ОГПУ. Он иначе не высказывается о нем, как с величайшей, дикой ненавистью».) Спустя два года Литвинов (кв. 14) был назначен наркомом иностранных дел, а Волин – начальником Главлита (генеральным цензором печатных изданий) [131] .
131
РГАСПИ, ф. 613, оп. 3, д. 193, л. 1–5, 9; интервью автора с В. Б. Волиной, 18 сентября 1997 г.