Дом правительства. Сага о русской революции. Книга вторая. В доме

Слёзкин Юрий Львович

* * *

Благодаря новой государственной политике и новому потоку заключенных главная проблема Грановского была решена. Спустя несколько недель после публикации правительственного декрета группу вишерских заключенных отправили в Березники. Среди них был Варлам Шаламов. «Осенью двадцать девятого года я в компании Ангельского, бывшего офицера, бежавшего из Перми как раз в этот самый рейс, плыл из Вижаихи в Усолье, в поселок Ленва, с пятьюдесятью заключенными, чтобы открыть, основать первую, новую командировку Вишерского лагеря, положить начало гиганту первой пятилетки – Березникам» [183] .

183

Шаламов В., Вишера, http://shalamov.ru/library/16/3.html

Командировка превратилась в пересыльный пункт, а потом в лагерь.

Всю зиму двадцать

девятого – тридцатого года заключенные «обживали» каменные коробки, воздвигнутые по вольному найму в Городе Света, на Чуртане. Размещаясь там на сырых досках-нарах, а то и просто вповалку, тысячи, десятки тысяч людей строили Город Света, работали на комбинате и строили себе лагерь поближе – на Адамовой горе. С Чуртана до «площадки» было километра четыре, и каждое утро конвой «прогонял» в направлении Камы десятки и сотни строительных бригад. Как только на Адамовой горе был построен лагерь, работяги строительства перешли жить туда, где их ждали сорок бараков двухъярусной общенарной соловецкой системы, а также обслуга лагеря [184] .

184

Там же, http://shalamov.ru/library/16/5.html

Для работы на «площадке» отбирали самых лучших. Начальник лагеря М. В. Стуков и специалист по использованию рабочей силы, «вредитель» П. П. Миллер, гордились своей способностью видеть «ту сторону сердца».

В 1930 году близ станции Березники выстраивались огромные этапы, следующие в управление, и вдоль рядов проходил Стуков, начальник Березниковского отделения. Люди были построены в две шеренги. И он просто тыкал пальцем, не спрашивая ничего и почти не глядя, – вот этого, этого, этого, – и без промаха оставлял работяг-крестьян по пятьдесят восьмой.

– Все кулаки, гражданин начальник.

– Горяч еще, молод ты. Кулаки – самый работящий народ… – И усмехался [185] .

185

Там же, http://shalamov.ru/library/16/2.html

В течение года (с лета 1929-го до лета 1930-го) общее количество заключенных в лагерях ОГПУ выросло с 22 848 до 155 000 (в дополнение к 250–300 тысячам заключенным в лагерях республиканских НКВД). Население Вишерского лагеря, который включал в себя химический комбинат в Березниках и целлюлозно-бумажный комбинат в Вижаихе, выросло с 7 363 человек в 1929 году до 39 тысяч в апреле 1931-го. 25 апреля 1930 года было создано новое Управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ. В октябре оно было преобразовано в Главное управление (ГУЛАГ) [186] .

186

Смирнов, сост., Система исправительно-трудовых лагерей, с. 27; А. Кокурин, Н. Петров, сост., ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1918–1960 (М.: Фонд «Демократия», 2000) с. 222–226.

В Березниках перелом произошел осенью 1929 года, когда туда прибыли Шаламов и Грановский. По свидетельству Шаламова:

Год назад Грановским, начальником строительства, или комиссией из Москвы – это все равно – было обнаружено, что первой очереди Березниковского комбината, по которой уже произведены миллионные выплаты, попросту говоря, в природе нет…

Петля висела и над Грановским, и над его заместителем Омельяновичем, потом Чистяковым. И инженер, и администратор бежали из Березников, боясь, но Грановский, начальник по путевке ЦК, не мог спастись бегством. Вот тут-то ему и подсказали гениальное решение – привлечь лагерь к строительству [187] .

187

Шаламов, Вишера, http://shalamov.ru/library/16/6.html

После трех месяцев работы специально отобранных березниковских заключенных и сотен тысяч неучтенных транзитников «честь комбината была спасена, и территория была подсыпана настоящим песком, добытым в настоящем лесном карьере, и соединена настоящей железной дорогой с настоящим вагоном» [188] .

Матвей Берман

Летом 1930 года в лагерь прибыла специальная инспекционная комиссия ОГПУ. Комиссию возглавлял тридцатидвухлетний заместитель начальника ГУЛАГа Матвей Берман. Сын владельца кирпичного завода и выпускник Читинского коммерческого училища, Берман служил в органах ЧК/ОГПУ с Гражданской войны. У него была квартира в Доме правительства, но он, как и Грановский, редко бывал в Москве. Согласно истории Беломорско-Балтийского канала (написанной после назначения Бермана начальником ГУЛАГа):

188

Там же.

На вопрос

анкеты – ваша работа после 1917 года – этот человек мог ответить, не затрачивая много времени.

Его затруднял другой вопрос – ваше постоянное местожительство? Ради краткости он предпочел бы ничего не писать, а только приложить географическую карту Советского Союза. Но это не удавалось. Что поделаешь? В учреждениях уверяли, что такого места прописки нет. И это говорили человеку, который за двенадцать лет менял только места своего пребывания, но не менял работы…

Инженеров, офицеров царской армии, зубных врачей, мануфактуристов, железнодорожников и управдомов он различал походя, как будто они держали на виду эмблему своей профессии. На самом деле многие ее скрывали и жили тем, что их путали с другими.

Он знал говор уральский, сибирский, иваново-вознесенский и портовый. И хотя многие не обладали таким свойством узнавания, сам Берман не находил в нем ничего особенного. Это было обычное свойство той породы людей, к которой он относил себя.

Берман был чекист. В нем всегда жило ясное сознание того, что он каждый день держит ответ перед партией.

В нем беспрестанно происходил творческий мыслительный процесс обобщения. Оброненные словечки, неожиданные интонации, вырвавшиеся жесты, скованные походки, случайные происшествия и странные ошибки откладывались в его памяти.

Путейская фуражка, промелькнувшая в окне международного вагона на станции Ташкент, вступала в интимную связь с автомобилем, остановившимся у дома, где проживал известный профессор в Ленинграде.

В этих причудливо разбросанных частностях выступало целое, отмеченное общей чертой враждебности и лживости.

Контрреволюция не любила с некоторых пор разговаривать вслух и смотреть в лицо. Он приучился улавливать и различать голоса по одному только движению губ; выражение глаз – по натянутым векам и легкому колебанию ресниц.

Проницательность Бермана, враждебность контрреволюции и нужды индустриализации сошлись в «вишерском эксперименте». Согласно тому же сборнику:

Заключенный стоит государству больше 500 рублей в год. С какой стати рабочие и крестьяне должны кормить и поить всю эту ораву тунеядцев, жуликов, вредителей и контрреволюционеров? Мы их пошлем в лагеря и скажем: «Вот вам орудия производства. Хотите есть – работайте. Это принцип существования в нашей стране. Для вас не будет исключения».

Лагерями должна руководить такая организация, которая сможет выполнять крупные хозяйственные поручения и начинания советской власти и освоит ряд новых районов.

– Это прямая директива партии и правительства, – вспоминал Берман [189] .

Летом 1930 года строительство ГУЛАГа только начиналось. По воспоминаниям Шаламова:

Берман приехал с большой свитой, в шинелях с петлицами, где виднелись по два и по три ромба. Берзин, начальник Вишлага, человек огромного роста, в длинной кавалерийской шинели с тремя ромбами, с темной бородкой, бросался в глаза среди всей этой комиссии, и военный фельдшер Штоф, начальник санчасти из заключенных, рапортуя комиссии, как положено, разлетелся с крыльца санчасти военным шагом и, встав перед Берзиным, излил именно на него поэзию лагерного рапорта.

Но Берзин отступил в сторону со словами «вот начальник», выдвигая на первый план невысокого крепыша с белым тюремным лицом, одетого в заношенную черную куртку – бессменную форму ЧК первых лет революции.

Помогая растерявшемуся фельдшеру, начальник ГУЛАГа расстегнул кожаную куртку, показав свои четыре ромба в петлицах. Но Штоф онемел. Берман махнул рукой, и комиссия двинулась дальше.

Лагерная зона, новенькая, «с иголочки», блестела. Каждая проволока колючая на солнце блестела, сияла, слепила глаза. Сорок бараков – соловецкий стандарт двадцатых годов, по двести пятьдесят мест в каждом на сплошных нарах в два этажа. Баня с асфальтовым полом на 600 шаек с горячей и холодной водой. Клуб с кинобудкой и большой сценой. Превосходная новенькая дезкамера. Конюшня на 300 лошадей [190] .

189

Беломорско-Балтийский канал, с. 70–75; Петров, Скоркин, сост., Кто руководил НКВД 1934–1941, с. 108–109.

190

Шаламов, Вишера, http://shalamov.ru/library/16/5.html

Березниковский химический комбинат, 1932 г.

Инспекция прошла успешно. Пользуясь хорошим настроением начальства, организатор рабочей силы и осужденный вредитель П. П. Миллер попросил у Бермана аудиенции. Его рассказ записал Шаламов.

Берман сидел за столом, когда я вошел и встал как положено. «Так расскажите, Миллер, как именно вы вредили?» – сказал начальник ГУЛАГа, отчеканивая каждое слово. «Я нигде не вредил, гражданин начальник», – сказал я, чувствуя, как гортань моя пересыхает. «Так зачем же вы просите свидания? Я думал, что вы хотите сделать важное признание. Берзин!» – громко позвал начальник ГУЛАГа. Берзин шагнул в кабинет. «Слушаю, товарищ начальник». – «Уведите Миллера». – «Слушаюсь» [191] .

191

Там же.