Дом правительства. Сага о русской революции. Книга вторая. В доме
Шрифт:
Кирпичные заводы были сданы в эксплуатацию в августе 1930 года, большинство вспомогательных цехов (кузнечный, сварочный, котельный, механический, литейный) – в начале 1931-го, кислородный завод – в мае 1931-го, а сернокислотный – в декабре 1931-го. 25 апреля 1932 года «Правда» писала: «Аммиачный завод Березниковского химического комбината дал первую продукцию. Это большой праздник не только советской химии, но и всей страны» [192] .
192
Сидорова, «Строительство предприятий», с. 58–60.
Над кранами, трубами и мачтами возвышалась фигура Грановского. В воспоминаниях он предстает в облике Петра I на строительстве Санкт-Петербурга. «Ежедневно на площадке можно было встретить начальника строительства М. А. Грановского либо делающего обход цехов, либо проезжающего в экипаже. Гнедой жеребец, пролетка, бравый кучер – все выглядело необыкновенно солидно, как и сам седок». (Согласно его сыну Анатолию, у него, помимо пролетки, был автомобиль и катер; согласно жалобе одного немецкого коммуниста, пролетка использовалась для того, чтобы возить Анатолия в школу; согласно Шаламову, сапоги и шинель Грановского были сделаны заключенными.) «В ту пору об этом человеке ходили мрачные легенды. Грановского не любили, боялись, но никто
193
С. Юрьев, «Воспоминания» (Архив музея трудовой славы филиала «Азот» OAO «ОХК» «УРАЛХИМ» в Березниках), оп. 1, д. 102, л. 1–2; Немцы в Прикамье. XX век: сборник документов и материалов в 2– х томах. Т. 1, кн. 1: Архивные документы (Пермь: «Пушка», 2006), с. 155; Федорович в: Исторический очерк, с. 169, 174; Цукерман в: Исторический очерк, с. 241; Шаламов, Вишера, http://shalamov.ru/library/16/6.html
Грановский (слева) сопровождает народного комиссара тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе во время его визита в Березники. 1934 г. Предоставлено И. Т. Сидоровой
В 1933 году он получил орден Ленина (одновременно с Берманом), в январе-феврале 1934-го участвовал в работе XVII съезда партии, а в ноябре 1934-го, в семнадцатую годовщину революции, переехал в новый двухэтажный дом. По воспоминаниям Анатолия:
Участок быстро заполнился машинами и пролетками высших чиновников со всей округи. Новоселье было шумным и продолжалось до поздней ночи.
Дом был полностью меблирован и роскошно украшен. Стены были обшиты деревом на высоту примерно полутора метров от пола, а сверху покрашены и расписаны. Фарфор, серебро, белье и все необходимое для господского дома предоставлялось бесплатно [194] .
194
Верхнекамье: история в лицах, с. 204; Смирнов, сост., Система исправительно-трудовых лагерей, с. 27; 184; Шмыров, «К проблеме становления ГУЛАГа», с. 85; Сидорова, «Строительство предприятий» с. 120; Granovsky, I was, с. 21–23.
По воспоминаниям женщины, которая в детстве жила при кухне дома Грановских: «Внешне он был ничем не примечательным, но внутренняя отделка впечатляла. На первом этаже располагалась техническая библиотека, большая кухня в кафеле. На втором этаже располагался кабинет и другие комнаты. В доме была добротная мебель, люстра, много больших комнатных растений – пальм». Для Анатолия жизнь в березниковском доме стала самым счастливым воспоминанием детства:
Я помню, как перед сном лежу с открытыми глазами под гладким, толстым одеялом, на мягком, пружинистом матрасе. В темной спальне тепло, за окном порхающие снежинки толстым покрывалом ложатся на раму. Я помню, как я благоговел перед отцом, как любил его и боялся. Помню чувство покоя и защищенности, которое он внушал – когда я хорошо себя вел [195] .
195
Г. Сидегова (Архив музея трудовой славы филиала «Азот» OAO «ОХК» «УРАЛХИМ» в Березниках, аудиоархив); Granovsky, I was, с. 8.
Грановский с младшим сыном Владимиром, 1936 г. Предоставлено И. Т. Сидоровой
Спустя шесть месяцев, в апреле 1935 года, Грановский был назначен начальником Центрального управления железнодорожного строительства СССР, и семья переехала на постоянное жительство в Дом правительства. По воспоминаниям Анатолия:
За пять лет Березники изменились до неузнаваемости. Когда мы приехали, это был маленький поселок, окруженный лесами и болотами и состоявший из трех каменных и нескольких деревянных домов. Теперь это был промышленный центр, в котором жило 75 000 рабочих с семьями.
Мы уезжали в специальных вагонах. На станцию проводить нас пришло много народу. Все улыбались и желали нам счастья. На некотором отдалении стояли рабочие, которые пришли поглазеть. Их лица ничего не выражали [196] .
196
Granovsky, I was, с. 24.
«По-разному отнеслись работники химкомбината к этой перемене, – писал начальник планового отдела Федорович. – Одни с облегчением вздохнули – наконец-то освободились от деспотичной власти Грановского, другие отнеслись к этому с сожалением, третьи были как бы на перепутье: что их теперь ждет?» [197]
12. Поднятая целина
Первой задачей первой пятилетки было созидание – «устройство особых фундаментов, способных сохранить устойчивость зданий на болотистой почве», и строительство «белых спокойных зданий, светящихся больше, чем есть света в воздухе». Второй было разрушение – осушение «урчащего и гниющего» болота и истребление населяющих его вредителей. Самая радикальная из сталинских революций происходила в густой тени кранов, труб и мачт. Она должна была совершить то, о чем «кустарь» Петр Первый не мог и мечтать и на что ни одно государство в истории не могло решиться: превратить всех сельских жителей – хлеборобов, рыболовов, скотоводов, оленеводов и следопытов – в государственных служащих.
197
Федорович в: Исторический очерк, с. 178.
Индустриализация нуждалась в иностранном оборудовании;
В среде сектантов-милленаристов то, что необходимо, – неизбежно, а то, что неизбежно, – желательно. Коллективизация была предсказана (предписана) Марксом, Энгельсом и Лениным; то, что она была необходима, означало, что она вот-вот начнется, а то, что она вот-вот начнется, означало, что имеющий уши – услышит. 7 ноября 1929 года Сталин заявил, что «основные массы крестьянства» решили отвернуться от векового уклада и, «несмотря на отчаянное противодействие всех и всяких темных сил, от кулаков и попов до филистеров и правых оппортунистов», последовать за партией по пути «великого перелома» и «сплошной коллективизации» [198] .
198
И. Сталин, «Год великого перелома», Сочинения, т. 12, http://petrograd.biz/stalin/12–1.php.
Ноябрьский пленум 1929 года подтвердил факт перелома, а 27 декабря Сталин выступил на организованной Крицманом конференции аграрников-марксистов и сказал, что, поскольку деревня не пойдет за городом по своей воле, «социалистический город может вести за собой мелкокрестьянскую деревню не иначе, как насаждая в деревне колхозы и совхозы и преобразуя деревню на новый, социалистический лад». А поскольку мелкокрестьянская деревня (в отличие от кулацкой) готова к тому, чтобы в ней насаждались колхозы и совхозы, партия немедленно переходит к политике «ликвидации кулачества как класса». 6 января 1930 года Центральный комитет утвердил новую линию, а 30 января Политбюро издало «строго секретное» постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» [199] .
199
И. Сталин, «К вопросам аграрной политики в СССР. Речь на конференции аграрников-марксистов», Сочинения, т. 12, http://petrograd.biz/stalin/12–4.php; В. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола, ред., Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание, т. 2 (М.: РОССПЭН, 2000), с. 126–130.
Борис Бак. Предоставлено Никитой Петровым
Все сельские жители были разделены на бедняков, середняков и кулаков. Критерии отбора оставлялись на усмотрение местных чиновников (в основном мобилизованных горожан). «Генеральная линия» предполагала, что бедняки с готовностью примут насаждаемые городом колхозы и совхозы, середняки сделают выводы из успеха бедняков и судьбы кулаков, а кулаки будут ликвидированы посредством конфискации имущества и деления на три группы. Третью группу рекомендовалось расселить в пределах районов проживания на специально выделенных участках, вторую – выслать в «необжитые и малообжитые местности», а первую – «немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь в отношении организаторов террористических актов, контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрессии». Согласно приблизительным контрольным цифрам, ОГПУ Средней Волги должно было «немедленно ликвидировать» 3–4 тысячи человек и выслать 8–10 тысяч; Северного Кавказа и Дагестана – 6–8 и 20 тысяч соответственно; Украины – 15 и 30–35 тысяч и так далее. Всего 49–60 тысяч человек подлежали заключению в лагерь или расстрелу и 129–154 тысячи – высылке. Приказ ОГПУ от 2 февраля 1930 года уточнил, что члены семей лиц первой категории причисляются ко второй категории, а цифры по второй и третьей категории относятся к семьям, а не к отдельным лицам. В целом «мероприятия» затрагивали около миллиона человек, но окончательные цифры оставались предметом торга чекистов, заинтересованных в перевыполнении плана, наместников «необжитых и малообжитых местностей», заинтересованных в сокращении числа бездомных, и командиров ударных строек, заинтересованных в бесплатной рабочей силе. Полпред ОГПУ по Средневолжскому краю Борис Бак предложил к высылке 6250 семей, но добавил, что «при необходимости эта цифра, конечно, может быть увеличена». Неделю спустя, 20 января 1930 года, он объявил о начале «массовой операции по изъятию из деревни контрреволюционного актива кулацко-белогвардейских элементов» числом 10 тысяч человек (Бак был родственником начальника ГУЛАГа Матвея Бермана и его соседом по Дому правительства). В разгар коллективизации в 1930–1933 года около двух миллионов человек были высланы в необжитые и малообжитые местности. Те, что не умерли в пути, построили свои собственные «спецпоселения» [200] .
200
Трагедия советской деревни, т. 1, с. 727–729, т. 2, с. 126–130, 163–167; Н. Ивницкий, Репрессивная политика советской власти в деревне, 1928–1933 гг. (М.: Институт российской истории РАН), с. 131; Lynne Viola, The Unknown Gulag: The Lost World of Stalin’s Special Settlements (New York: Oxford University Press, 2007), с. 32 и др.; В. Кондрашин, Голод 1932–1933 годов: Трагедия российской деревни (М.: РОССПЭН, 2008), с. 76.
Некоторые из несосланных кулаков и подкулачников уехали на строительство вечных домов в Березниках, Кузнецке и Магнитогорске: «пермяки, вятичи и прочих окружных губерний жители, где непосильно стало крестьянствовать по стародедовским заветам, а новых не было пока».
Тех, кто не уехал, били, обирали, обыскивали и морили голодом, пока они не вступили в колхозы. Согласно отчету о «перегибах» в одном из подведомственных Борису Баку районов:
В с. Гальцовка Лунинского района раскулачен середняк Мишин за то, что на собрании он выступил против колхозов, у него было изъято все имущество, вплоть до столовых ложек, детских лыж и игрушек. Этот Мишин 40 лет работал батраком и путевым сторожем, до последнего времени платил 10 руб. с/х налога, активист. Дети его имеют подарок от Н. К. Крупской – библиотечку.
В селе Усть-Инза Лунинского района при раскулачивании кулака Имагулова в час ночи на мороз была выселена из дома вся семья. Замерз ребенок, обморожена больная сноха Имагулова. (Прошло два дня, как родила.) [201]
201
Трагедия советской деревни, т. 2, с. 299.