Дом с химерами
Шрифт:
– А телевизор почему работал? Убийца смотрел бальные танцы?
Капитан задумался. Потом признал с досадой:
– Не лепится. И если Екатерина права насчет выкрученной лампочки, то он пришел убить. И ждал ее в квартире.
– А ключ у него откуда?
– Это проще всего, – сказал капитан. – Он мог вытащить ключ из ее сумочки, сделать слепок. Это человек из «совиной» тусовки. Я пройдусь по всему списку; кроме того, поговорю со скупщиками ювелирки. Из-под земли достану подругу убитой, Дашу Тканко. Она должна его знать. Если повезет, найду фотографии тусовки – сейчас щелкают все что ни
– Нужно проверить лампочку, – напомнил Кузнецов.
– Однозначно, – кивнул капитан. – Проверим.
…А мы с Галкой после допроса отправились бродить по городу – прогуливать так прогуливать! Тем более причина уважительная. В «Охоте» уже забыли, как я выгляжу.
– Ты запомнила адрес Лары? – спросила я.
– Театральный переулок, восемь, квартира двадцать два, – немедленно ответила Галка. – Хочешь допросить соседей?
– Как, по-твоему, зачем он сообщил нам адрес?
– А зачем он показал нам фотографии? – сообразила Галка. – Они же в тупике! Не мог же он тебе прямым текстом – идите, мол, туда и расспросите соседей. Не мог? Не мог. И как бы по рассеянности слил инфу – упомянул адресок. Сунул втихаря, как твой бармен. Они все одинаковые, эти мужики, никакого креатива! Пошли, допросим соседей.
И мы отправились на улицу Театральную, оттуда свернули в Театральный переулок, нашли дом номер восемь и направились во двор – большой, тенистый, какой-то провинциальный – и не скажешь, что центр в пяти минутах.
Мы уселись на скамейку и попытались вычислить окна квартиры двадцать два.
В беседке в глубине двора сидела группа подростков с музыкой. После бабушек у подъезда и соседей по площадке подростки – самые наблюдательные свидетели. Не в силу самой наблюдательности, а в силу того, что вечно на посту, и, хочешь не хочешь, все видят. Тут главное – вытащить из них это увиденное.
– Пошли к ребятам, – сказала Галка, поднимаясь.
– Подожди, Галюсь, давай обдумаем, о чем спрашивать.
– Не смеши меня! – фыркнула Галка. – У меня четверо своих по лавкам, если помнишь. Я этих, извините за выражение, тинейджеров знаю как облупленных. Вставай!
Мы подошли к молодняку. Они подняли на нас скучающие глаза. Ничего хорошего от нас они не ждали, а ждали то ли очередной выволочки за ненормативную лексику, дурную громкую музыку, лень, зеленые ирокезы и дырки на джинсах, то ли ценных указаний насчет того, как жить дальше.
– Ребята, а это правда, что у вас тут старушку недавно убили? – взяла быка за рога Галка.
«Главное – сразу дать по голове, – инструктировала она меня спустя полчаса. – Удивить своей дуростью или неинформированностью, подцепить на крючок и заставить включиться. А там только слушай. Им же вставить нам фитиля – хлебом не корми!»
Услышали мы много интересного.
– Какая
– Ага, нестарая! Лет тридцать! Старуха! – возразила ему девочка с синими ногтями, стриженная наголо и похожая на странного ангела.
– Ты бы понимала!
– Шикарный прикид!
– И мужик на последнем «мерине», ва-а-ще!
– Всегда разные!
– Лара звали. Добрая – сигареты всегда даст.
– Мне однажды бабло сунула… Как бы под кайфом, много! Я думал, опомнится и отберет. Два дня в окопе просидел, потом встретились – а она мне: «Ну что, на сигаретки хватило? Без фанатизма давай, а то детей от табака не будет!» Классная тетка!
И так далее, в том же духе. Прямо «вау!», как говорят герои иноземных фильмов, когда заклинивает со словами.
– Звони капитану! – сказала Галка, когда мы оставили гостеприимные пределы двора Театрального переулка. – Вот так! Называется «мастер-класс». Учись, пока я жива.
Глава 31
Глеб Кочубей и ночь
У черной скалы на вершине холма,
Где не видно земли, где вечная мгла,
Где кажется, будто приходит конец,
Есть сумрачный остров разбитых сердец.
Активисты гомонили весь день, потом отправились в кафе и гомонили там тоже. До упора. Настроение у всех было приподнятое, планов – громадье, жизнь – интересна, прекрасна и удивительна. Евгений Гусев развлекал мистериями и страшилками из истории города: многоярусные пещеры, проклятые старинные клады, монастырская библиотека пятнадцатого века, до сих пор не найденная. Федора Алексеева с ними не было – он откланялся раньше.
Ляля Бо и Глеб Кочубей сидели чуть в сторонке, за отдельным столиком, и она рассказывала о себе и о театре. Глеб слушал; был он по-прежнему молчалив и печален. Ляля Бо по ходу рассказа много смеялась, а один раз даже всплакнула. Пожалела, что в новой пьесе, которую собирается ставить Виталя, только одна женская роль, да и то для старухи, а вообще пьеса классная. Но трудная. Практически два актера, шикарные диалоги, юмор и танцы, и нужно уметь танцевать. «Шесть уроков танцев». Пасторшу будет играть Мила Авдеева, комическая старуха, народная, хотя стерва и пьющая. Все удивляются, какого рожна она забыла в Молодежном. А она из-за Витали. Последняя любовь и восхищение… Ляля Бо вздохнула. Постарайся ей понравиться, Виталя ее очень ценит.
Он вообще режиссер от Бога, у нас все ребята классные, рассказывала Ляля Бо. Одна семья, хотя не без приколов. И тесно – тут бы и пригодился «Приют». Арик, ты его уже знаешь, – очень мнительный и обидчивый, с дурацкими комплексами, упаси бог зацепить! Жабик – свой в доску и без комплексов, но… нужен присмотр. Без царя в голове. Способен на все: и галоши гвоздями прибить, и написать что-нибудь мелом на спине. Мила однажды его побила зонтиком – он нашел ее шиньон, надел и таскал, а она заливала, что волосы у нее свои. Жабик потом час стоял на коленях, просил прощения и целовал подол ее платья. Представляешь?