Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса

Горовиц Энтони

Рядом с ним стоял черный карлик в бушлате и брюках армейского покроя, он ритмично стучал в барабан и усиливал бой всякий раз, как звучало слово «пенс». Мы заплатили две монетки и были препровождены внутрь.

Ожидавшее нас зрелище немало меня удивило. Наверное, при безжалостном свете дня вся эта убогая мишура предстала бы во всем «великолепии», но ночной полумрак, взятый в кольцо медными горелками, делал картину слегка экзотичной, и, если особенно не присматриваться, можно было поверить, что ты перенесся в другой мир… может быть, в мир сказок.

Мы оказались в вымощенном булыжником дворе, а дома вокруг нас настолько обветшали, что, по сути, были открыты силам природы: расшатанные дверные косяки, легкомысленно вывалившиеся из кирпичной кладки лестничные пролеты. Некоторые входы были

просто завешены малиновыми занавесями с рекламой развлечений, за которые надо дополнительно заплатить полпенса или фартинг. Человек без шеи. Самая уродливая в мире женщина. Свинья с пятью лапами. Другие проемы были открыты. Тут можно было посмотреть на восковые фигуры и пресытиться ужасами, так хорошо мне известными благодаря общению с Холмсом. Потому что главной темой этого паноптикума было убийство. Там была даже Мэри Энн Николс с перерезанным горлом и вспоротым животом — именно в таком виде ее нашли неподалеку отсюда два года назад. До слуха донеслась ружейная стрельба. Внутри одного из домов разместился тир — я разглядел газовые горелки и ряд зеленых бутылок у дальней стены. Эти и прочие аттракционы располагались по внешнему периметру, а внутри самого двора стояли цыганские фургоны. Между ними были выстроены площадки для представлений, не прекращавшихся всю ночь. Близнецы откуда-то с Востока жонглировали дюжиной мячей, перебрасываясь ими так ловко, что напоминали машины. Негр в набедренной повязке вытащил из угольной печи раскаленную докрасна кочергу и лизнул ее. Женщина в необъятном тюрбане с перьями читала псалмы. Пожилой фокусник развлекал народ своими трюками. А народу было столько, что я и представить себе не мог — человек двести с лишним, — и все эти люди смеялись и аплодировали, бесцельно перемещаясь от одной диковинки к другой под надоедливый мотив шарманки. Я заметил женщину устрашающих размеров, а рядом с ней — настоящую крошку, которую легко можно было бы принять за ребенка, если бы не внешний облик человека в возрасте. Кто они были — зрительницы или участницы представления? Точно и не скажешь.

— Ну, что дальше? — обратился ко мне Холмс.

— Понятия не имею, — отозвался я.

— Вы все еще верите, что это «Дом шелка»?

— Не очень похоже. — Я вдруг осознал важность его слов. — Вы хотите сказать, что мы пришли не туда?

— Я с самого начала знал, что «Дом шелка» здесь ни при чем.

При всей моей сдержанности я не сумел скрыть возмущения.

— Знаете, Холмс, иногда вы испытываете мое терпение до предела. Если вам наперед было известно, что это не «Дом шелка», тогда какого дьявола мы здесь делаем?

— Потому что этого визита от нас ждали. Нас же сюда пригласили.

— Рекламный листок?

— Его должны были найти, Ватсон. А вы должны были его мне передать.

Я только покачал головой — что за таинственные ответы? Видимо, Холмс окончательно оправился после лишений тюрьмы Холлоуэй и стал самим собой — загадочным, сверх меры самоуверенным и абсолютно несносным. Но я был полон решимости доказать его неправоту. Имя «доктор Шолкинс» на рекламном листке и то, что его нашли под кроватью Росса, — разве это может быть совпадением? Если листок подсунули нарочно, почему именно туда? Я огляделся по сторонам, пытаясь обнаружить что-то стоящее внимания, но в этом водовороте, в танцующем отблеске горящих факелов было практически невозможно зацепиться хоть за что-то вразумительное. Жонглеры стали перебрасываться мечами. Ружье в тире снова выстрелило, и одна из бутылок взорвалась, осыпав полку осколками. Фокусник воздел руку к небу, и в ней откуда ни возьмись появился букет шелковых цветов. Публика вокруг зааплодировала.

— Ну, в таком случае… — начал я.

Но в эту самую секунду я увидел нечто, от чего у меня перехватило дыхание. Конечно, это могло быть чистым совпадением и не означать ровным счетом ничего. Возможно, я пытался наполнить значением попавшуюся мне на глаза крошечную деталь — просто чтобы оправдать наше здесь пребывание. Короче говоря, я увидел гадалку. Она сидела на каком-то помосте перед крытой повозкой, а на столе были разложены инструменты ее ремесла: колода карт Таро, хрустальный шарик, серебряная пирамидка и несколько листков бумаги со странными письменами и рисунками.

Она смотрела в мою сторону, и когда я встретился с ней взглядом, подняла руку в знак приветствия, а вокруг ее кисти — вот оно! — была завязана белая шелковая лента. Первой моей мыслью было предупредить Шерлока Холмса, но я тут же передумал. Для одного вечера я получил достаточную порцию насмешек. Поэтому без объяснений я оставил Холмса, неспешно пошел вперед, якобы движимый праздным любопытством, и поднялся на помост. Цыганка посмотрела на меня так, словно не просто ожидала, но и предвидела мой приход. Крупная, мужеподобная, с тяжелой челюстью, в серых глазах — скорбь.

— Предскажите мне судьбу, — попросил я.

— Садись, — пригласила она. Говорила она с акцентом, голос звучал угрюмо и недружелюбно. Напротив нее, при всей тесноте, было небольшое углубление для клиентов, куда я и опустился.

— Вы предсказываете будущее? — спросил я.

— За один пенс.

Я заплатил, она взяла мою руку и положила себе на ладонь — белая лента оказалась прямо передо мной. Гадалка вытянула высохший палец и начала водить им по линиям на моей ладони, словно пытаясь разгладить их прикосновением.

— Доктор? — спросила она.

— Да.

— Женат. Счастливо. Детей нет.

— Угадала — три раза из трех.

— Недавно познал боль разлуки.

Что она имела в виду — краткосрочное пребывание жены в Камберуэлле или недолгое содержание под стражей Холмса? Ни о том ни о другом она знать не может. Я привык смотреть на вещи с долей скептицизма. В моем случае такой взгляд вполне понятен. В обществе Холмса мне довелось расследовать дела о семейном проклятии, гигантской крысе и вампире — и во всех трех случаях объяснение оказалось абсолютно рациональным. Поэтому я решил подождать — пусть цыганка раскроет мне источник своих познаний.

— Ты пришел сюда один? — спросила она.

— Нет, с товарищем.

— Тогда слушай внимательно. В доме у меня за спиной есть тир, видел?

— Видел.

— В комнате над ним найдешь ответы на все свои вопросы. Но шагай осторожно, доктор. Дом в ужасном состоянии, половицы прогнили. У тебя линия жизни длинная. Видишь? Но в ней есть слабые места. Вот эти трещинки… В тебя будто пускают стрелы и будут пускать еще. Смотри, чтобы одна из них не попала в цель…

— Спасибо.

Я убрал руку, будто выдернул из пламени. Я был уверен, что никакая это не гадалка, но что-то в ней повергло меня в трепет. Может быть, на меня подействовали темнота, метавшиеся вокруг алые тени или бесконечная какофония из звуков музыки и гама толпы? Но я вдруг инстинктивно почувствовал: не надо было сюда приходить, здесь правят силы зла. Я вернулся к Холмсу и поделился своим маленьким приключением.

— Значит, теперь будем действовать по указанию гадалки? — отрывисто бросил он. — Что ж, Ватсон, других очевидных вариантов я не вижу. Надо довести дело до конца.

Мы прошли мимо человека с обезьянкой на плече, потом нам попался еще один, с обнаженным торсом, весь в грозных татуировках, которые оживали, когда он поигрывал мускулами. Перед нами был тир, наверх вела шаткая и кривая лестница. Раздалось несколько ружейных выстрелов. Это пытали счастья какие-то подмастерья, но они были в изрядном подпитии, и пули улетели в темноту, а бутылки остались нетронутыми. Холмс шел впереди. Мы осторожно ступали по лестнице, потому что казалось, будто деревянные ступени вот-вот рухнут. Прямо перед нами в стене зиял проход — возможно, тут когда-то была дверь, — за которым густела тьма. Я оглянулся и увидел цыганку, она сидела в своей повозке и зловеще наблюдала за нами. С кисти ее все еще свисала белая лента. Еще не добравшись до верха, я понял: мне устроили спектакль и подниматься сюда было ошибкой.

Но вот мы выбрались на верхний этаж. Когда-то здесь явно хранили кофе — характерный запах продолжал висеть в прокопченном воздухе. Этаж был пуст. Стены взялись гнилью. На всех поверхностях густым слоем лежала пыль. Под нами скрипели половицы. Мелодия шарманки едва доносилась и почти оборвалась, а гомон толпы вообще угас. Сияния ярмарочных факелов хватало, чтобы как-то осветить этаж, но свет был неровный, он постоянно двигался, и нас окружали какие-то кривые тени, и чем дальше мы шли, тем становилось темнее.