Дом Солнца

Гольцов Антон

Чимолли, бродя по торговым рядам вместе с небольшой охраной и двумя носильщиками, искал себе что-нибудь съестного. Конечно, как один из придворных он всегда мог приказать слугам приготовить ему трапезу, которая десять раз заткнула бы за пояс все эти поделки. Однако было для него в этом что-то важное, недостижимое. Вся эта еда была во много раз хуже дворцовой. Нет, конечно же она не была плохой – никто бы не стал продавать что-то что могло навредить. Просто ее вкус был куда хуже принятой у знати.

Но именно это и привлекало сюда Чимолли день за

днем. Эта еда была обычной, не слишком вкусной, не знатной! Он с детства был при дворе дяди. И с детства он вкушал самые лучшие угощения, порой даже достойные того чтобы увековечить их для потомков. Но однажды он попробовал еду обычных людей – крестьян и незнатных воинов. В первый раз он в ужасе сплюнул то что ел, и от злости хотел было запретить есть подобное. Однако затем он понял что именно она была настоящей, в то время как придворные угощения были слишком идеальными, почти что до невозможности. Все это было странно, но тем не менее так оно и было.

Набрав себе вкусностей, Чимолли собирался направиться в храмы, чтобы воздать честь богам, однако этим планам было не суждено сбыться.

К небольшой группе людей, сопровождающих молодого придворного, подбежал тяжело дышащий человек. Это был слуга из дворца. Как только охрана опознала его, он был допущен говорить с Чимолли.

– Во дворце беда! Там… ваш дядя…

Даже не дослушав рассказ гонца, парень кинулся бежать во дворец. Охрана, как могла, старалась от него не отставать. Весь мир будто превратился в тоннель от рынка до дворца.

Чимолли бежал быстрее обычного. Он так и не понял что произошло, но это было не важно. Если дядя допустил какую-то ошибку, он должен был помочь ему. Если произошло что-то плохое, он должен был дать ему совет. Если же дядя решил уйти… он даже не хотел думать о последнем варианте, поэтому побежал еще сильнее.

Всю свою жизнь Чимолли был обязан дяде. Когда его родители ушли из этого мира, именно он приютил его, дал ему кров и вырастил. Конечно, можно было сказать что это была его обязанность, как ближайшего родственника. Однако никакая обязанность не могла заставить человека дарить свою любовь и заботу. Никакая обязанность не могла заставить человека учить кого-то важным вещам. Никакая обязанность не заставляла человека заменять отца. Но дядя им стал. Во всяком случае для него…

Вбежав внутрь дворца, юноша направился к комнате Тлатоани, предполагая что что бы ни произошло, он находился там. Уже на подходе к покоям правителя, стало понятно что произошло худшее. Около прохода столпились люди, и выражение их лиц не просто говорило, оно кричало о том что вскоре предстояло увидеть. Заметив бегущего, охрана приказала людям расступиться, и на негнущихся ногах Чимолли зашел внутрь.

То что он увидел его поразило. Нет, это не выглядело страшно, неприятно или некрасиво. Ничего не испачкалось и не порвалось. Даже наоборот. Все было чисто, опрятно, приятно глазу. И даже хладное тело Великого Тлатоани смотрелось по своему красиво.

Он не дышал. Не двигался. Не говорил. Все это,

конечно, и так было понятно, но почему-то именно сейчас об этом и хотелось говорить. Именно сейчас все это лезло в глаза.

Поверить в то что случилось было трудно. Один из немногих людей, которые что-то значили для юноши, ушел. Но в тот момент пока тело уносили, чтобы подготовить к обрядам и похоронам, Чимолли думал про их недавний разговор. Он вспоминал все произнесенные слова, все высказанные мысли, и думал – так может всё это были бредни умирающего?

Похороны состоялись на следующее утро. День, что удивительно, был дождливым, и Солнце, будто сочувствуя утрате, спрятало свой вечно теплый лик, предоставляя возможность людям скорбеть. А скорбящих было много.

Временные правители, в числе которых был и Чимолли, объявили освобождение от работы всем подданным. Поэтому сегодня поля не осматривались земледельцами, воины не тренировались а знать не предавалась увеселениям. Хотя, даже и без запрета на это, вряд ли бы кто-то решился на подобные оскорбления.

Церемония прошла в Зале Тлатоани, где были похоронены все предыдущие владельцы этого титула. Здесь были люди, известные во всем Союзе Племен, местная знать, приближенная к правителю, и несколько известных воинов. Конечно, приехать и выразить свои соболезнования смогли не все, и не считая жителей города, гостей было довольно мало. Обычным жителям и вовсе приходилось выражать свое почтение умершему в городских храмах, что по мнению Чимолли было неправильным – с человеком должны были прощаться лично, пусть даже и незнакомые ему люди.

Вскоре началась церемония. Тело умершего, на богато украшенных носилках вынесли на алтарь. Первожрец, совершавший церемонию, торжественно пустил кровь бывшему правителю, и дождался пока она полностью вытечет в специальный сосуд. Затем он закупорил его, и передал хранителю крови, чтобы тот оставил его на полках, где хранились такие же сосуды. Тело тем временем обтерли, чтобы не осталось ни капли священной жидкости на поверхности, и закутали в трехцветный саван, символизирующий власть над тремя племенами. Говорят когда-то давно, саван был одноцветным, и лишь после объединения они стали такими.

После этого начался погребальный ход. Тело подняли на носилки с креслом, и отправили в последний путь. Гробница для него уже была подготовлена, и оставалось лишь оставить его там, с тем что ему было нужно впереди, в следующей жизни. Процессия была небольшой, учитывая знатность гостей, но тем не менее достаточно растянулась. Все молчали. Конечно, правилами этого не было запрещено, однако никому, похоже, и не хотелось что-либо говорить.

Гробница была каменной, вырубленной в скале, однако ни у кого и мысли не возникло назвать ее грубой или некрасивой. Все это было построено искусными мастерами, не оставившими за собой ни одного необработанного места. Каждый сантиметр скалы был отшлифован и украшен, ведь все это делалось для правителя!