Дом среди сосен
Шрифт:
Как завороженный, Никита шагал вровень с машиной, любуясь ее ловкой неугомонной работой. В кузове самосвала росла высокая остроконечная гора. Наконец самосвал нагрузился, дал гудок, тронулся с места — под железной оглоблей тут же встал другой. Опять заработали железные лапы, снег лился в кузов не переставая, и гора росла на глазах. Никита заметил на другой стороне улицы вход в метро: дорога к вокзалу. «Еще три погрузят, и пойду», — решил было он и в ту же секунду услышал крик:
— Эй, Никита!
Голос показался ему странно знакомым, хотя Никита прекрасно знал, что в этом огромном городе у него нет ни одной знакомой души. Он оглянулся на всякий
— Ну, чего гляделки выпучил? — крикнул водитель.
Никита окончательно узнал Силаева, широко заулыбался и засеменил к машине.
— Чего стоишь? Залезай в гости. — Василий распахнул дверцу. Никита торопливо забрался в кабину. Здесь было тепло и тихо, как в избе.
— Вот чудеса, — заговорил Никита, потирая озябшие руки. — Слышу, зовет кто-то. Кого бы это? Меня или не меня? Кто ж меня тут знает? Потом смотрю — Васька наш. Это ты или не ты?
— Теперь уж не Васька, а Василий Петрович, знатный шофер четвертой автобазы. Учти для будущего.
Самосвал Василия с ревом развернулся посреди улицы и помчался, обгоняя другие машины.
— Вот встреча-то! — возбужденно продолжал Никита, не замечая сухого тона Силаева. — Только вышел из больницы, иду по улице и вдруг смотрю — Василий мне навстречу. Чудеса, да и только. — Он был рад неожиданной встрече с Силаевым, хотя считал его прежде пустым человеком. Василий уехал из колхоза несколько лет назад, и Никита, работавший до того бригадиром, принял его грузовик, так как никто больше в колхозе не мог водить машин, а Никита умел управляться с ними еще с фронта, где водил артиллерийский тягач. Правда, Василий знал свое дело, машину водил с присвистом, но Никита держался от него подальше: слишком молод и озорен. Не выдержал Васька, с легкостью оставил родное село, новую хорошую машину, уехал «искать интересные горизонты». Человек стоящий, полагал Никита, не мог бы поступить таким образом.
Впрочем, сейчас Никита не думал об этом. Он сидел рядом с Василием и радовался теплу кабины. Настроение его уже не было таким тягостным. Василий выручит, не откажет земляку. Видишь, как он в городе поднялся.
Самосвал со скрежетом затормозил перед светофором. Василий достал папиросы и протянул Никите.
— Как состояние колхоза? — спросил он. — Цела моя колымага?
— Бегает. Прошлой зимой на капиталке находилась. Как новая стала. Через нее и пострадал.
— Непонятно, — сказал Василий, трогая с места.
— Я же говорю, только из больницы выписался.
Никита любил рассказывать историю своей болезни. Сколько раз он рассказывал ее в больнице — всем новичкам, которые появлялись в палате.
— Месяц всего после капиталки поездил, — начал с готовностью Никита, — и втулка сломалась. Я снял ее, пошел в мастерскую, все уже сделал, а когда стал шабрить, стружка и угодила в глаз. Я повязался тряпкой, поставил втулку и поехал на элеватор зерно возить. Три рейса сделал, к вечеру снял тряпку, глаз не раскрывается вовсе. Утром проснулся — ничего не вижу. И другой принялся болеть. Меня в район. Врач говорит: «Районная медицина в данном случае бессильна. Нужна экстренная операция». Меня в область, там тоже не под силу стружку вытащить. Тогда прямо в Москву. На самолете доставили, как был, в одной рубахе. Чудеса. А профессор Федор Родионович уже ждет, ему телеграмму, значит, передали. Однако большая задержка случилась: пока меня
— Пальцем в небо. Площадь Восстания.
— Ишь ты, всю Москву знаешь! — Никита замолчал, обдумывая заманчивую мысль, которая зародилась у него, как только! он сел рядом с Василием в кабину. — Значит, окончательно в москвичи записался? — спросил он как бы невзначай. — Домой не собираешься? А то поедем вместе.
— На самолете? Или на телеге? Опять на трудодни садиться? Я теперь на государственном обеспечении. Хоть урожай небывалый, хоть засуха — хлеб в булочной всегда есть.
— Сколько же за месяц выходит?
— Две, а то и все три.
— Сотни? — поразился Никита.
— Гривенники, — усмехнулся Василий. — В Москве и денег уходит больше. Ты дома пошел на огород, нарвал помидоров, луку надергал. Пожалте, закусон к действию готов. А в Москве за каждый огурец ассигнации требуются. И потребности здесь неизмеримо выше — обстановка для квартиры нужна, одежда. Театры...
— Квартиру имеешь? — поинтересовался Никита.
— Планируется...
Самосвал ехал тише, петляя по узким переулкам. Василий миновал заснеженный сквер, ловко развернул машину около открытого колодца и подъехал к нему задним ходом. Никита с интересом смотрел из окна кабины, как кузов задрался кверху. На снежную кучу наехал бульдозер, подгреб ее к дыре и снег провалился вниз, тяжело ухнув в глубине.
— Эй, Зоя, садись! Погрею! — крикнул Василий девушке, которая стояла у колодца.
Никита настороженно покосился на девушку. На ней был не старый еще полушубок, перехваченный ремнем, теплые валенки, яркий пушистый платок.
— Освобождай место! — строго крикнула девушка. — Не задерживай!
Василий понимающе улыбнулся и отъехал. Только тогда Никита понял, что сердитые слова девушки относились не к нему и что он может по-прежнему сидеть в теплой кабине.
— Вот так и живем, — сказал Василий. — Рейс совершил, четвертак в кармане.
— Богато, — согласился Никита. Он почувствовал превосходство Силаева и понял, что должен признать его.
Прежняя заманчивая мысль не давала Никите покоя. С нарочитым интересом разглядывая московские улицы и дома, которые проносились перед ним, он сосредоточенно обдумывал, как лучше приступить к делу и что будет, когда оно удастся. Если Василий даст ему денег, он купит что-нибудь из вещей, приедет домой не с пустыми руками. Васька тут такие деньги зашибает, что ему стоит отвалить несколько десяток для земляка.
Наконец Никита решился.
— Да, — начал он издалека, — самосвал — это вещь. На такой машине можно заработать. Не то что на нашей с тобой колымаге. В том году совсем плохо было. Хлеба, которые полегли, а которые градом побило. С государством еще как-нибудь сочтемся, а себе уж ничего не останется.
Никита старался описать положение дома как можно более мрачными красками, преследуя этим две цели: он как бы одобрял тем самым уход Василия и вызывал сочувствие к себе.
— Приедешь домой — получать нечего, — продолжал Никита. — Вышел из больницы и не знаю, куда путь направить. И вдруг смотрю, навстречу Василий Петрович. Неужели, думаю, это наш Васька Силаев? Солидный стал, не узнать. Вот встреча-то. А то я прямо не знал, что делать, куда обратиться.