Дом среди сосен

Злобин Анатолий Павлович

— Теперь знаешь? — холодно спросил Василий.

— Может, ты что посоветуешь? — Никита стал осторожнее. — Ума сам не приложу. Как выписали из больницы, в кармане семь рублей. И до дому не хватит добраться. Может, поможешь земляку, Василий Петрович?

— Ты все бобылем живешь? — без всякой видимой связи спросил Василий, однако Никита увидел в этом доброе предзнаменование и постарался еще больше разжалобить Василия.

— Все один. Как Наталья умерла, ни к кому душа не лежит. Тетка Катерина вела хозяйство — и ладно. А позапрошлым летом и ее похоронил. Один совсем остался, за домом

и то присмотреть некому. Что теперь с коровой? Отписал из больницы бабке Устинье, чтобы к себе во двор корову забрала. А ответа не дали. И дальше как быть, не знаю. Может, вот ты, Василий Петрович, выручишь земляка, дашь взаймы полста...

— Свободных не имею, — отрезал Василий.

Никите стало жарко. Однако он еще не терял надежды.

— Хотя бы червонцев несколько, Василий Петрович. Я отдам, ей-ей. По почте пришлю.

— В долг не даю, — непреклонно ответил Василий. — Но помочь земляку можно. Иди на автобазу. Хоть на мою машину: мой напарник уволился, на север устремился.

— Примут разве? — с сомнением спросил Никита.

— Не твоя забота. С тебя одно требуется — магарыч на бочку.

— Так примут, говоришь? На две сотни?

— Ну, такой кусок не каждому. Оклад — восемьдесят. Но работа сдельная. Выпал снег — хорошо. Нет снега — другая реальность.

— А летом?

— Летом мусор по городу собираем, возим на свалку. Зимой, конечно, работенка чище.

— А что? — размышлял вслух Никита. — Восемьдесят тоже неплохо. Все равно в колхозе зимой делать нечего, машина на приколе. До сих пор дорог не наладят. Только вот боязно в Москве, движение такое. Значки на каждом углу.

— Курсы пройдешь. Да ты не робей. — Василий впервые улыбнулся Никите, даже руку положил ему на плечо для убедительности, но в глазах сверкнула холодная, недобрая искра. Сверкнула и погасла. Никита и не заметил ее, радуясь дружескому участию.

Они уже побывали несколько раз у колодца и сейчас снова стояли на широкой улице, в очереди к снегопогрузчику.

— Со мной не пропадешь, — продолжал Василий, убрав руку, — Я земляку всегда рад помощь предоставить.

— Соскучился по дому я, — Никите трудно было расстаться с первоначальным планом, который так удачно сложился у него в голове. — Корова там, изба. Может, все-таки дашь два червонца? Отпустишь меня с миром...

— Дурной ты, — добродушно сказал Василий, — Деревенщиной был и остался. А я? Погляди! — Василий задорно тряхнул головой и достал из телогрейки новый бумажник из цветной кожи. Никита заметил в нем толстую пачку десяток.

— На это не смотри. Они все одинаковые, — Василий небрежно задвинул деньги поглубже и вытащил из бумажника черный пакет. — Вот! Гляди!

На фотографии Василий стоял, опершись на дамский велосипед. На нем была шляпа, лихо заломленная на затылок. Левую ногу Василий гордо выставил вперед. И костюм, и шляпа, и блестящие штиблеты — все было с иголочки.

— Жених, честное слово, жених, — восхищался Никита. — Парень что надо.

— Москва, брат, — охотно подтвердил Василий. — Я приехал сюда, не лучше тебя был. Ходил с вытаращенными глазами...

Они снова подъехали к колодцу, и Василий высыпал снег в дыру. Девушка в полушубке по-прежнему была там.

— Не

она? — спросил Никита, указывая на фотографию, где Василий стоял рядом с тонкой девушкой в светлом платье.

— Не твое дело, — Василий отобрал фотографии и спрятал их. — Зойка, сколько ездок записала? — крикнул он, открыв дверцу.

— Двадцать три, — ответила Зоя, заглянув в книжечку.

— Неужели мы столько наездили? — удивился Никита.

— Я до тебя ворон считал, — беззлобно огрызнулся Василий и позвал Зою. — Познакомься, мой земляк, Никита Кольцов. Поступает в нашу организацию. Будет моим компаньоном. Прошу любить и жаловать.

Зоя подошла, но ничего не сказала, только с осуждением, как показалось Никите, посмотрела на Василия.

— Поехали в автобазу, — сказал Василий, захлопывая дверцу. — Женская натура печальна и темна...

И этого не понял Никита. А они уже мчались вперед, оставив у колодца, среди сугробов грязного снега девушку в мужском полушубке.

2

Никита разочарованно отошел от кассы, перебирая деньги. Сорок два рубля и еще тридцать копеек. Деньги, конечно, немалые, но и две недели труда за них отдано. Над городом то и дело валил снег. Поработать пришлось на совесть. И вот, пожалуйста, распишитесь в получении. Не забудьте тридцать копеек. Ишь, какие заботливые.

Никита оглянулся на очередь, гудевшую у кассы, спрятал деньги поглубже в карман и зашагал по длинному сумрачному коридору.

— Вот он! — одна из дверей распахнулась, навстречу Никите протиснулась рука, больно ухватила за кисть. Никита оказался в полутемной комнате с окном в глухую стену.

— Гони монету! — зашипел знакомый голос, и Никита увидел перед собой Силаева.

— За что? Я тебе не должен, — дерзко ответил Никита.

— В милиции был? Московский штамп в наличии имеешь? Тридцать копеек в казну сдал? — тараторил Василий. — Думаешь, за тридцать копеек можно в москвича превратиться?

Никита отступил, пробуя отшутиться:

— Ладно. С урожая отдам.

— Нет уж, выкладывай натуру.

— Да я что? Я ничего, — смущенно бормотал Никита. — Я, конечно, понимаю, что к чему. Мало только в этом месяце выездил. Ты уж потерпи, Василий Петрович, за мной не пропадет.

— Так и запишем: просишь отсрочки. Следуй в заданном направлении. — Василий юркнул в коридор, и они вышли на двор автобазы. Никита послушно шагал за Силаевым, не зная, куда тот ведет его, и не решаясь спросить.

Автобаза жила громкой многоголосой жизнью. Гудели сильные моторы машин, то и дело разворачивающихся во дворе, часто стучало в глубине мастерской пневматическое зубило, неумолчно шипел компрессор у забора, рокотали мотоциклы диспетчеров.

Первое время, правда, Никита с опаской выезжал за ворота, страшась гигантского незнакомого города. Однако проходили недели, и он постепенно осваивался, подчиняясь стремительному ритму городской жизни. Его огромный самосвал был королем всех машин. Рокоча и выбрасывая вбок сизую струю газа, он катился со снегом наперекор любым знакам, и все железное шарахалось от него в стороны: даже отчаянные московские таксисты старались держаться подальше от Никиты.