Дом судьи

Сименон Жорж

— И тут моя жена превратилась в сущую фурию. Меньше чем в полчаса, комиссар, она выложила мне все, сама. Я услышал обо всех ее похождениях до свадьбы, узнал, на какие уловки она пускалась, как потворствовал ей отец. А потом — обо всех ее любовниках, о том, где она с ними встречалась. Она была на себя не похожа. «Я любила этого человека, слышишь, любила!» — орала она с пеной у рта, не думая о том, что дети уже вернулись из школы и могут все услышать. Мне следовало вызвать полицию и во всем признаться, не правда ли? Меня бы оправдали. Но сын и дочь жили бы всю жизнь, зная, что их мать… Я сразу же все хорошо обдумал. Удивительно, до чего

четко работает голова в такие минуты. Я дождался, пока стемнело. Был июнь, ждать пришлось долго. Я крепче, чем может показаться, А раньше был еще крепче…

Одиннадцать. Промерзшая за ночь земля увлажнилась и прогрелась под лучами солнца.

— Ну, что? — спросил Мегрэ.

— Поглядите сами!

Комиссар наклонился. На заступе виднелось нечто белое, извлеченное из глубины. Череп…

— Приношу извинения, сударыни, за причиненное беспокойство. Смею заверить, тревожить вас никто не будет. Мы имеем дело с очень давним преступлением. До официального освидетельствования я сам возмещу вам убытки.

Судья не лгал. Он убил человека. И более пятнадцати лет об этом не знал никто, кроме его жены, которая жила на Лазурном берегу, в Ницце, на вилле «Серые скалы», вместе с голландцем Хорасом Ван Ушеном, торговцем какао.

— Капельку виски, комиссар?

Ему об этом и подумать тошно! Еще тошнее разговаривать с ними о расследовании!

— Мне нужно до двенадцати связаться с судебными властями Версаля.

— Вы еще придете?

Нет уж! Он этим преступлением не занимается, его дело — расследование убийства некоего доктора Жанена, которое произошло в доме судьи в Эгюийоне.

Воздух был пронизан нежным солнечным светом, и казалось, что Парижская авеню усыпана золотой пылью. Но теперь следовало поторопиться. Мегрэ увидел такси.

— Дворец правосудия.

— Это в двух шагах.

— Какая вам разница?

А теперь назваться. Предстать перед недоверчивыми и скучающими взглядами коллег. Дело-то совсем давнее! И впрямь, какая нужда все это ворошить?..

Мегрэ позавтракал один в пивной «Швейцария», ему подали сосиски и кислую капусту. Он пробежал глазами газету, но не понял ни слова.

— Официант! Закажите разговор с Ларош-сюр-Йон, номер сорок один. Срочный, полиция. А еще попросите соединить с тюрьмой.

Пиво было недурное, сосиски с капустой приличные, вполне приличные — Мегрэ заказал добавку. Это, пожалуй, не вполне соответствует галантным версальским традициям, но тем хуже!

— Алло!.. Да… Держалась спокойно?.. Очень хорошо. Как вы сказали?.. Просит рояль? Возьмите напрокат… Да, под мою ответственность. Отец оплатит все расходы. Но смотрите мне, если вы хоть на минуту уйдете из коридора или если она удерет через окно…

В тюрьме никаких происшествий. Судья Форлакруа в одиннадцать часов имел свидание со своим адвокатом и в продолжение получаса мирно с ним беседовал.

Глава 7

«Расспросите обо всем комиссара»

Как приятно было в восемь утра спуститься по узкой лесенке с блестящими на солнце сосновыми перилами, войти в пустой зал гостиницы, усесться за тот же столик, что всегда, и обнаружить на нем прибор, кружку из толстого фаянса, домашнюю колбасу и свежие креветки утреннего лова!

— Тереза, кофе! — крикнул Мегрэ, усаживаясь.

Однако кофе ему принесла хозяйка.

— Тереза пошла к мяснику.

— Растолкуйте

мне, хозяйка: в порту ни души, хоть вода стоит низко… Неужто местные жители боятся холода?

— Нынче мертвая вода, — объяснила собеседница.

— Что это значит?

— В прилив на устричных отмелях делать нечего.

— Выходит, половину времени собиратели мидий сидят без дела?

— Вот уж нет! Здесь чуть ли не у каждого земля, или болота, или скот…

Комиссар обошелся приветливо даже с Межа, хотя тот благоухал бриллиантином и нацепил нелепый ядовито-зеленый шарф.

— Садись. Угощайся. И рассказывай, что ты обнаружил у этой несчастной старухи.

Мегрэ имел в виду мать Марселя. По правде сказать, он был доволен, что переложил эту обязанность на плечи инспектора.

— Наверняка старый деревенский домишко? Мебель ветхая, допотопная? Стоячие часы с медным маятником, который поблескивает при качании?

— Не угадали, шеф! Этот дом ежегодно красят. Старую дверь заменили на новенькую, с накладками из поддельного кованого железа. Мебель куплена в универмаге на бульваре Барбес.

— Хозяйка первым делом поднесла тебе выпить.

— Было дело.

— И ты не нашел в себе сил отказаться?

Бедняга Межа так и не взял в толк, какую провинность он совершил, не отказавшись от рюмки сливянки — ароматной местной водки.

— Не красней. Я не тебя имею в виду. Скорее, самого себя, — он ведь и ел, и пил в доме судьи. — Одни находят в себе силы отказаться, другие нет. Ты пошел к этой старухе, чтобы вытянуть из нее сведения против сына, а начал с того, что отведал ее сливянки… Мне кажется, что судья — из тех, кто умеет отказаться. Отказаться от чего угодно, хоть от самого себя! Не ломай себе над этим голову… Она плакала?

— Знаете, она не меньше сына ростом, да и в силе ему не уступает. Сначала хорохорилась, потом заговорила сквозь зубы. Заявила, что если мы не отстанем, она прибегнет к какому-нибудь «законнику». Я спросил, находился ли ее сын в отлучке последние дни. Чувствую — она в нерешительности. «Насколько я знаю, он поехал в Ниор по делам». — «Вы уверены, что он именно в Ниоре? Где он ночевал?» — «Не знаю». — «Как так — не знаете? Вы ведь живете в доме вдвоем! Может быть, разрешите осмотреть комнаты? У меня нет постановления, но, если вы откажете…» Поднялись мы с ней на второй этаж… Там-то все по-старому, мебель старинная, точно как вы сейчас говорили, — огромные шкафы, сундуки, увеличенные фотографии. — «В каком костюме ваш сын ездит в город?» — Она сняла с вешалки синий саржевый костюм. Я проверил карманы. Нашел вот этот счет из нантской гостиницы. Посмотрите на число: пятое января — за несколько дней до того, как в Эгюийон приехал доктор Жанен.

— Ты не пожалел о той рюмке сливянки? — спросил Мегрэ, поднимаясь навстречу разносчику телеграмм. Вернувшись на место с несколькими телеграммами, он разложил их перед собой, но, вопреки обыкновению, не распечатал сразу же.

— Между прочим, знаешь, почему старая Дидина со своим Юло так возненавидели судью? Я забирался во всякие дебри, а причина-то простая, такая же простая, как эта деревенька, как этот маяк, когда его освещает солнце. Когда вышедший на пенсию таможенник и его жена узнали, что судья переехал в Эгюийон, Дидина навестила его, напомнила ему детское знакомство. Предложила ему взять их в услужение — ее кухаркой, а самого Юло садовником. Форлакруа отказался: он хорошо ее знал. Вот и все!