Дом там, где твое сердце
Шрифт:
Рената же болтала о своём. В окружении часто не дружелюбных дочек торговцев и чиновников девчонка не унывала, высмеивала смешное, подстраивала пакости подличающим. А дома, чтобы расслабиться, Марис разрешал ей говорить на родном языке. Наедине с ним.
– …vi gomde och tittade pa henne. Och sedan star Genevieve upp…4
В драматическую паузу Рене эхом, кончиком хвоста вплелось жалобное «ох!». В дверях кабинета стояла его жена.
– Я знаю, о чём вы говорили, – шепнула Алис. Великосветский навык по желанию падать в обморок она так и не освоила, потому качнулась к стене, медленно начала оседать по ней.
Марис ужасно на неё рассердился. Алис должна была спать. Но что делать, не позволять же любимой женщине валяться ковриком у входа в кабинет? Поднял Алис на руки, перепуганная Рената потеснилась на диванчике, даже подушку сестре подоткнула под голову. Алис глаз не закрывала, уставилась в потолок, но взгляд бесцельно блуждал в пространстве.
– Больно… – пробормотал женщина. – Больно… за что…
– Где у тебя болит? – муж взял её за руку, однако это не помогло обратить на него внимание Алис. Неудержимо, стремительно к ней возвращалась личность Элизы Линтрем.
Молодая женщина с минуту послушала себя.
– Не-бо-лит… – растянуто, с удивлением проговорила она. – Меня ударило что-то большое, тёмное… я упала… мне надо к лекарю…
Она говорила по-шведски, едва ли отдавая себе в том отчёт.
– Уже не надо, – неожиданно вмешалась Рената. – Всё это случилось девять месяцев назад.
– Девять месяцев… – повторила сестра за ней эхом. – Какие девять месяцев?
– Прошла весна, лето и осень, – девчонка пожала плечами.
– Хочешь пить? – в руке Марис сжимал бокал с холодной водой. Вино ей, пожалуй, рано.
Лиз медленно перевела взгляд к его лицу.
– Опять ты, Стронберг, – без удивления проговорила она. – Ты рядом…
А чего тянуть?
– Я был и буду рядом с тобой, потому что я – твой муж.
Лиз слабо усмехнулась:
– Чего? Я была совершенно безумна, если… – она помедлила, всматриваясь в похоронно-серьёзное личико сестры. Шёпотом уточнила. – Я, правда, была настолько безумна?
Вздохнула, но мысль её не задержалась на шокирующем известии.
– Было темно… я шла по дороге и видела деревья… куда мне бежать?.. я убежала из дома, как ребёнок, в порыве гнева, не думая ни о чём… как домой возвращаться?
– Ты дома, Лиз, – не выдержал Марис. Сжал её руку, но лишь причинил боль. Женщина поморщилась, голос звучал монотонно:
– Глупость какая. Дом далеко, дом, где мама…
– Дом там, где твоё сердце, – отрицательно помотал головой муж.
– Мне бы мозги сейчас отыскать, – речь Лиз окончательно становилась невнятной, веки неудержимо закрывали глаза. Марис дал ей заснуть, перенёс спящей в супружескую спальню, где всего несколько часов спустя она закатила ему великолепный, головокружительный
Закреплять эффект надо, пока женщина сонная, разнеженная, не до конца осознавшая себя. Лиз открыла глаза, когда Марис уже почти полностью раздел её. Целовал, гладил, нежил, не касаясь лица – это ей могло не понравиться в память о былой вражде. Опять ведь заведёт эту шарманку…
Элиза не разочаровала его. Марис как раз обцеловывал внутренние стороны её раздвинутых ножек, когда женские пальцы пробрались ему в волосы, сжались весьма чувствительно и потянули наверх. На сонном личике Лиз не было возбуждения.
– Интересно, как получилось, что я оказалась твоей женой?
Самое верное время выбрала для разборок! Он-то уже готов… Не скрываясь, Марис застонал в голос.
– Жена и жена, какая разница?
– Почему я согласилась? – настаивала Лиз.
– Ты боялась меня потерять, – буркнул Марис. Подумал и решил обидеться. – А что, у меня нет достоинств, за которые можно полюбить?
Он ожидал грубого хамства, сабельного удара, на какие Лиз Линтрем была горазда всегда. Однако женщина задумалась. Дёрнула голым плечом.
– Почём я знаю… Какое мне дело до твоих достоинств, если есть Андрес!
Муж не сдержался, рявкнул:
– Нет никакого Андреса!
– Ты убил его? – стремительно побледнела Лиз.
– Убил, закопал, потом отрыл и бросил на съедение диким свиньям, – подтвердил Стронберг. – На черта мне марать руки о нищенскую шваль, ты и без этого стала моей. Глупая голова не даёт тебе покоя. Мы были счастливы, пока твоё прошлое спало. Вспомнила, кто ты? А теперь забывай обратно. Ты – Алис Лалие, моя жена. Можешь не поджимать губки. Выбор прост – смиряешься и живёшь полной жизнью, или я запираю тебя в доме под пожизненный домашний арест.
– Ты не посмеешь.
Лёжа по-прежнему между её ног, муж слегка поднял голову с подушечки живота, улыбнулся так кристально-очаровательно, что вопросы отпали сами собой – посмеет. И никакие угрызения совести не встревожат его души. Негодяй ещё и начал ласкать её одним пальцем, добившись того, что от ощущений Лиз прикусила верхнюю губу.
– Мы не договорили, – только святые мученики знают, каких сил от неё потребовалось, чтобы возразить.
Стронберг вздохнул.
– Ну что ещё?
– Я помню последним, как мы едем в Париж, потом я… убегаю. Что с моим ребёнком? Я его родила? – она положила руку на живот.
– Не было ребёнка, – буркнул Марис.
– Тогда почему я вышла за тебя замуж? – она искренне недоумевала. Круг разговора замкнулся в своём начале.
Он был мужчиной и не мог рассказывать про чувства, про любовь, если бы даже допустить, что Лиз испытывала к нему нечто особенное. Взамен этого Марис сделал свой голос неприятным.
– Давай допустим, что я – мерзавец и заставил тебя. Такого объяснения достаточно?