Дом темных загадок
Шрифт:
— Здесь, в лагере, меня постоянно фотографировали. Я обнаружила Софию, меня облили искусственной кровью, кто-то подмешал мне наркотики, чтобы наклеить силиконовые стигматы. София права. Речь идет исключительно обо мне. И поэтому уйду я. — Я сглатываю слюну. Чувствую, что в душе я не такая храбрая, мои слова звучат храбро. — Вы должны пообещать мне, если вырветесь отсюда, а я смогу, что обязательно выясните, что случилось с моей матерью.
— Но это же безумие! — вскрикивает Филипп, но тут дверь открывается,
Он размахивает пистолетом:
— Давайте-ка, приступим, народ! Вы сами все выбрали.
Я качаю головой.
— Нет, — говорю я и чувствую, как внутри меня разверзается пустота. — Мы приняли решение. Я пойду.
Он внимательно смотрит на нас, но его глаза скрыты под синтетической маской, и я не могу распознать эмоций.
— О, я вижу, — посмеивается он. — Стоит лишь немного припугнуть, и происходят чудеса. Но это на самом деле ваше решение? Вы приняли его единогласно?
— Нет, — бормочет София, но Гомер не слышит этого. Или не хочет слышать?
— Тогда, Эмма, пойдем. — Он хватает меня за руку и поднимает с пола.
В моих ушах снова сильно шумит, но, несмотря на это, я совершенно спокойна.
Филипп тут же бросается ко мне:
— Возьми меня. Оставь ее в покое.
— О, как благородно! — Гомер качает головой. — Немножко наигранно, но благородно. Давай же, давай, Эмма, не будем задерживаться.
София плачет в три ручья, а Том выглядит совершенно растерянным.
Филипп лежит сейчас передо мной на полу, он напрягает все мускулы и бросается, как леопард, на Гомера, несмотря на скованные руки и ноги. Похититель от неожиданности падает навзничь вместе с Филиппом. Но оружие свое не выпускает. Выстрел гулко отражается от каменных стен комнаты, София вскакивает, а Филипп со стоном откатывается. Кровь струится у него из руки.
Гомер грубо отталкивает его и вскакивает, наведя на него пистолет.
Я падаю на колени, подползаю к Филиппу, но София опережает меня. У Филиппа сильное кровотечение, на лбу блестят капли пота, лицо его по цвету как перемороженное слоеное тесто.
— Всем стоять, ни с места! — приказывает Гомер, несмотря на панику, я замечаю, насколько ловко он действует. — Кто ему поможет, тоже получит пулю в руку. Понятно?
— Но я же медсестра, — говорит София.
— А я — Бог. — Гомер целится в Софию, а когда она наклоняется над искаженным от боли лицом Филиппа, демонстративно взводит курок.
— Оставь, — бормочет Филипп и отталкивает от себя девушку.
— Так-то лучше. Марш туда! — Гомер указывает пистолетом на дальнюю стену и успокаивается, только когда София с трудом туда доползает. — Давай, Эмма, пошевеливайся.
Он снова ставит меня на ноги.
Я глазами ищу Филиппа.
— Спасибо, — говорю ему, — спасибо.
— Хватит! —
Хотя я чувствую его руку, мне все вдруг кажется совершенно нереальным. Словно я уже совсем не здесь.
Такое со мной было, когда ко мне пришли полицейские и сообщили, что с мамой произошел несчастный случай. Я могла все представить, но не такое. Прошла целая вечность, пока осознание этого просочилось ко мне в мозг.
Я бросаю последний взгляд на остальных. Том не смотрит на меня. София сидит у стены, положив связанные руки на колени, и покачивается взад и вперед. Лишь Филипп ободряюще улыбается мне, и от этого я чувствую себя еще более одиноко.
Я сжимаю медальон, и вдруг мне становится ясно. Когда я в первый день взбежала на вершину, мне было все равно, совершенно все равно, что со мной произойдет. И даже в подвале, когда Гомер поймал меня, я думала, что не будет никакой разницы. Но я ошибалась. Это произошло здесь, наверху, я изменилась. Я хочу жить. А не умереть. Никто из нас не должен умереть!
Глава 32
Гомер упирает ствол мне в поясницу и толкает вперед, вверх по лестнице, через кухню, наружу.
— Давай, Эмма, давай, я не хочу терять времени.
«А я хочу! — отчаянно думаю я. — Мне нужно все время в мире, потому что я еще не хочу умирать. Хорошо. Поговорим с ним. Отвлечем его».
— Мои руки и ноги связаны, к тому же еще лодыжка болит. Я могу только семенить.
Гомер нерешительно останавливается.
— Ладно. Тогда я сниму наручники, чтобы ты лучше держала равновесие. А ноги останутся связанными. Я не стану больше за тобой бегать.
Он снимает наручники и прячет в кармане рясы.
Я лелею надежду. Руки свободны, и я могу взять какую-нибудь палку или камень, могу толкнуть похитителя или ударить. Но он снова тычет пистолет мне в спину и грубо гонит вперед.
— Куда мы вообще идем?
— Мы с тобой прогуляемся.
Прогулка к смерти. Тик-тик-тик — бежит время. «Эмма, ты должна действовать. Если чему-то сегодня еще суждено произойти, то обескуражь его. Напади!» Но как? Может, попытаться соблазнить его?
— Я сделаю все, что ты пожелаешь, — умоляю я его.
Эти слова скорее веселят Гомера, чем нервируют. Насколько я могу судить по искаженному голосу.
— Да что ты говоришь, — качает он головой. — Шагай!
Проклятье! Вообще не получается к нему подступиться.
Не могу придумать, что бы еще сказать, как задержать похитителя и не дать ничего с собой сделать.
В воздухе все еще марево от жары, хотя уже почти темно. К счастью, луна взошла и освещает путь, иначе я постоянно спотыкалась бы о камни и попадала в мелкие выбоины на дороге.