Дом тысячи дверей. Часть 1

Ясан Ари

— Да, — ответил В., - я мог выбирать, но я не помнил о праве выбора и потому был полностью во власти чувств. Страдания казались такими невыносимыми! Если бы я знал, что в любой момент могу их прекратить! А как отвратительны были эти В., которые повылазили невесть откуда!

— Невыраженцы? — весело подхватил Мистер. — Почему же «невесть откуда»? Очень даже «весть», откуда появились эти милые создания. Да уж, зАдали они нам хлопот! Поверь, их утилизация была делом, мягко говоря, непростым. Даже для того, чтобы их отловить, пришлось задействовать целую роту.

— Значит, их все-таки уничтожили? Как жаль! Но почему я сам не мог ничего с ними поделать?

— Потому,

мой дорогой, что после драки кулаками не машут. Когда невыраженец народился на свет, с ним уже ничего не поделаешь. Его можно только утилизовАть. По этому делу у нас есть настоящие спецы! А вот справиться с ним самому сложно. И мало кому это удавалось с первого раза. Так что о твоих невыраженцах пришлось позаботиться нам.

В. виновато улыбнулся, и хотел было даже извиниться, но тут же понял, что винить ему себя, собственно говоря, не в чем. И дело было не в том, что он позволил своим эмоциям воплотиться в такие отвратительные формы и не в том, как он в конце концов поступал — хорошо или плохо, но в том, что само понятие вины здесь, за гранью жизни и смерти, утратило всякий смысл. Здесь В. понимал, что наказание или одобрение есть не более чем средства управления, которые теперь не имеют над ним власти. Ему не было никакой нужды вести себя так или иначе потому, что за этим последует кнут или пряник. Здесь В. был добр только потому, что ему самому нравилась доброта, потому, что доброта была для него естественна и непринужденна. И здесь В. мог управлять своими чувствами в силу того, что обладал знанием, а не потому, что стремился быть хорошим. Так кого же винить в том, что когда-то В. не понимал того, что понимает сейчас, и потому не мог справиться со своими эмоциями и наплодил целую кучу невыраженцев?

Тут В. вспомнил еще кое-что. Он спросил у Мистера:

— А торшер? Это тоже вы сделали?

— Какой торшер? — спросил Мистер удивленно.

— Торшер из Раздачи! Он сам собой появился прямо перед моим носом.

— А-а, вот ты о чем, — протянул Мистер. — Нет, мой дорогой, это явление иного рода. Видишь ли, вещи, которые ты получаешь в Раздаче, они, как бы это выразиться, настолько жестко материальны, что, в общем-то, не поддаются модификции. И более того, они ей мешают. Поэтому многие сталкиваются с тем, что вещи из Раздачи появляются не к месту и в самый неудобный момент. Хотя у них есть и свои достоинства. Они никуда не исчезнут и не изменятся, кто бы тебя не заточал. Но с другой стороны, тебе всегда придется подыскать им подходящее место в созданном тобою пространстве и смириться с тем, что они будут иногда мешать модификции. А избавиться от них можно только одним способом — утилизовать. Этим занимается Утиль. Поэтому Раздача у нас, мягко говоря, популярностью не пользуется.

— Утиль? А невыраженцев тоже там утилизируют… то есть утилизуют?

— О, если бы, мой друг, если бы! — многозначительно поднял брови Мистер. — Увы, все не так просто!

— А вот еще, — вспомнил В. — ко мне заглянул на огонек некий Пантон…

— Ах да, есть такой, — улыбнулся Мистер.

— Это и было перемеСТЕЧение? — спросил В. — Именно так он попал в мою комнату?

Мистер кивнул утвердительно.

— Он говорил о какой-то игре, — продолжал В. — Неужели это действительно была игра? Игра в заточение?

Мистер усмехнулся:

— Есть такая игра, но это не тот случай. Все же, чтобы начать игру, обычно требуется согласие всех ее участников, не так ли? А иначе это не игра, а издевательство!

В. посмотрел на Мистера многозначительно: вот именно, издевательство!

— Прошу, не хмурься! — подзадоривал В. Мистер. — Действительно, есть такая игра — игра в заточение. Несколько людей — заточители, договариваются

так ограничить сознание заточённого, чтобы он не смог ни модифитить, ни переместечаться. А заточЁнный, таким образом, учится преодолевать сопротивление. Это что-то вроде тренировки, понимаешь? Вроде того, как бегать с грузом. С грузом бежать тяжелее, но зато когда его сбросишь…

В. кивнул. Сейчас он понимал, в чем интерес такой игры, не то что тогда, когда сам оказался заточЁенным. Мистер продолжал:

— Но в случае с тобой, это была не игра. А что это было? Мне трудно подобрать подходящее слово. Можешь называть это испытанием, хотя нам ни к чему было тебя испытывать. Мы даже не пытались тебя «заточить», просто предоставили тебя самому себе. Хотя, когда случайно вмешался Пантон, пришлось, так сказать, немного поумерить его пыл. Но больше никаких специальных мер мы не предпринимали, так что ты сам ответственен за все случившееся. И ты мог сам выбраться из комнаты, для этого тебе было нужно всего лишь… Впрочем, наверное, ты уже понял, в чем была твоя ошибка, не так ли?

В. кивнул. Ему сложно было оформить свое знание в слова, но он нутром чувствовал сейчас, что ему на самом деле не стоило бы никакого труда создать дверь, через которую можно было выйти из комнаты. А не получалось у него потому, что он сам сомневался в том, что это возможно. Видимо, тут было необходимо некое чувство уверенности в себе, в своих магических силах, можно так сказать.

— Видишь ли, — заговорил Мистер, — Для столь сложных и одноврЕменно простых маневров, как модификция или переместечение нам требуется абсолютное спокойствие и состояние легкости и радости бытия. А в другом настроении абсолютно бессмысленно даже пытаться что-то изобразить. К тому же ты допустил еще одну существенную ошибку. Ты действовал без должной уверенности, а точнее, тебя постоянно разбирали сомнения: получится или нет? Тебе казалось, что ты занимаешься ерундой. С таким подходом, конечно же, ничего не выходило. Иногда сомнения нам нужны, порой они как предвестники нового знания, но когда речь идет о действии, тем более о таком, как модификция или переместечение, сомнениям нет места, понимаешь?

В. опять кивнул. Он понимал. Мистер своими словами подтвердил то, о чем уже догадался сам В. Но все же, как назвать то, что произошло? Вспомнив о днях своего вынужденного голодания, В. вспомнил и всю боль, что испытал тогда, все унижение, которому он считал себя подвергнутым, и весь бессильный гнев, который ему не на кого было излить. «Зачем…» — хотел было спросить В. и осёкся. Он хотел спросить Мистера, зачем они заточили его в той комнате, но, снова прислушавшись к себе, В. понял, что знает ответ на свой вопрос.

В дни заточения он видел только первую половину пути — ту, которая изобиловала колючими кустами и ямами, а сейчас он видел и вторую — где дорога была прямой и ровной. Теперь он понял, в чем была цель столь опасного мероприятия, потому что эта цель была достигнута. Никто не хотел его унизить, или причинить ему боль, никто не был лично заинтересован в том, чтобы В. так страдал, наоборот — такое испытание было своеобразной помощью В., чтобы он достиг того понимания, которое обрел сейчас.

Теперь В. поражался тому, каким гениальным был замысел, и как он был точно и неуклонно приведен в исполнение. Здесь была немалая толика труда и самого В., но самостоятельно он никогда не смог бы найти столь прямого и короткого пути к тому, кого можно назвать «новым В.» Теперь В. понимал, зачем нужно было это заточение, и почему нельзя было заранее рассказать ему о том, что его ждет. Знай он весь план с самого начала, он никогда бы не сподобился столько осмыслить и столько пережить.