Дом тысячи дверей. Часть 1

Ясан Ари

И В. решил заняться злостьными невыраженцами. «Уж это-то мне знакомо», — думал В., вызывая у себя чувство раздражения. Он очень старался и немало преуспел в возбуждении у самого себя безУдержного гнева, но злостьные невыраженцы по-прежнему были тут как тут, целые и невредимые. В. попробовал свои силы в выражении грусти, передразнивая плакостников, но снова безрезультатно. Единственным следствием было то, что В. выбился из сил и уже не мог вызывать у себя какие-либо чувства. Он без сил повалился

в кресло. И снова ему оставалось только наблюдать.

Но сейчас уже В. смотрел на всех этих кривых и убогих созданий совершенно другими глазами. Он наконец понял, что действительно составляет с ними одно целое, и это понимание вызвало в нем некий переворот. Теперь невыраженцы уже не казались ему исчадиями ада, но скорее капризными детьми, которых не очень хорошо воспитали. В. даже почувствовал к ним нечто вроде нежности. И в какой-то момент он подумал: «Раз я не могу ничего с ними поделать, пусть остаются. Уж лучше пусть будут здесь, при мне. Мало ли кто там чего с ними сделает, еще обидит кто-нибудь».

И в тот же миг, как он это подумал, невыраженцы начали исчезать. Вернее, они не исчезали, а просачивались сквозь стены, отправляясь туда, где В. уже не мог их видеть. Сперва они вдруг как-то разом все притихли, а потом заспешили прочь, словно вспомнили о неотложных делах. Даже тот, что сидел в ванне, выбрался оттуда и с тем же отсутствующим выражением лица прислонился спиной к стене и провалился в нее, как в яму. В., затаив дыхание, следил, как невыраженцы один за другим покидают его жилище, пока не осталось ни одного из так досаждавших ему созданий.

Как ни странно, это событие не вызвало у В. особой радости, наоборот — он почувствовал нечто вроде тоски по уехавшим навсегда родственникам. В. побродил по квартире, выискивая, не осталось ли где хоть одного невыраженца, но их и след простыл. В квартире воцарилась звенящая тишина. Причем эта тишина распространилась не только на все углы и закоулки комнат, но и на самого В., который вдруг осознал, что все мысли в нем стихли. В. чувствовал одновременно и боль, словно в его душе что-то оторвалОсь и свежая рана еще саднила, и опустошение, как будто какая-то часть его самого была утрачена безвозвратно, и облегчение, точно эта часть была безнадежно больной и постоянно донимала В., пока он от нее не избавился.

В. как-то разом совершенно обессилел, будто только невыраженцы поддерживали его интерес к жизни. Теперь он так равнодушно взирал на все вокруг, что казалось — невыраженцы унесли с собой все чувства В. «Теперь я пустой, — подумал В. — Пустой и холодный. Теперь я готов», — и ледяная дрожь пробрала его. Готов? К чему готов? К чему-то страшному и неизведанному, но неминуемому. В. упал на диван, с которым уже успел сродниться, и спокойный сон пришел к нему.

Глава двадцать четвертая. Нежность

В. открыл глаза. Что это вокруг? Cон или явь? Где он? Ах да, это Дом тысячи тайных,

пугающих, исчезающих, неуловимых дверей… Мистер, Леяна, Джадж… Как давно это было, как далеко. Кажется, он был зол на кого-то, или на самого себя, он не помнит. Какая разница. Ему все равно. Даже если бы В. захотел, он не смог бы сейчас почувствовать ни злобы, ни раздражения, впрочем, как и радости, наверное, тоже.

Как же В. ошибался в первые дни своего заточения, когда думал, что у него ничего не осталось! О, тогда он еще владел многим, то, что называют жизненной силой, еще теплилось в нем. Он обладал и волей, и надеждой, и стойкостью — всем тем, что позволяет человеку бороться и верить в лучшее. Но теперь В. терял этот источник, терял свою жизненную силу — она сочилась из его пор, растворялась в воздухе с каждым выдохом, растрачивалась в последних ударах сердца. Капля по капле жизнь покидала В., и он не мог и не хотел ничего поделать с этим.

Без тени сомнения В. знал — он проиграл. Никто и ничто не спасет его. Он боролся как мог. Он напрягал свое тело, свой разум и свою душу, но только зря растратил силы. Теперь для него все кончено. Впереди его ничто не ждАло, или, вернее, его ждАло ничто. И В. тоже ждал ничто, и, может быть, уже не только ждал, но и жаждал. Какая-то часть его самого еще боялась и противилась приближающемуся концу, но скоро и она сдастся, и тогда последняя преграда будет сломлена могучим потоком, гул которого уже давно слышит В. Как мог он пытаться что-то противопоставить этой сокрушительной, слепой и безличной силе? Силе, более великой, чем та, что вращает планеты и взрывает звезды. Он в полной ее власти, он ничто перед нею. И она унесет его прочь, увлечет за собою, как полноводная река увлекает мелкую соринку, и он не сможет ей помешать. Никто не сможет ей помешать.

Вдруг что-то словно остановилось в В. Все ушло. Он спокойно поднЯлся с постели. Так странно, он даже нашел в себе силы встать. И выглядит он так, будто здоров и полон сил. Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего странного или страшного в этом исхудавшем человеке, но В.– то знал: что-то в нем сломалось. Какая-то искра утрачена им безвозвратно. Он прошелся по комнате и нашел небывалое утешение в том, чтобы рассматривать те вещи, которые раньше казались ему такими обыденными и тривиальными — стол, стул, диван — но которые теперь стали мистическими стражами того мира, который он покидал.

«Я уйду, а они останутся», — думал В. и ему так это казалось странно и захватывающе одноврЕменно. Происходило то, чего раньше с ним никогда еще не бывало. Как это необычно: быть и не быть в этом мире! Сейчас В. был подобен путешественнику, который плывет по реке и наслаждается красотой видов, открывающихся ему на пути, но при этом очень четко представляет конечный пункт назначения, куда он неминуемо попадет. В. знал, куда его несет течение времени — к неизбежному концу, но тем не менее он спокойно отдАлся на его волю, и находил новое, ранее неведомое наслаждение в образах, которые у него еще была возможность лицезреть.