Дом учителя
Шрифт:
– Что стало с девушкой?
– Не прижилась. На хороших-то продуктах и на правильных пропорциях не своруешь. Да и устала она – к пяти утра каждый день на закладки на кухню приходить, контролировать, ругаться с поварихами, с завстоловой. Потом в других санаториях работала, в самых… – Татьяна Петровна потыкала в потолок.
В санаториях для номенклатуры, знаменитостей и просто очень богатых людей тоже воровали, что в формулировке Татьяны Петровны звучало как везде хотят жить. Судьба девушки, однако, сложилась счастливо. Какой-то язвенник сначала уговаривал ее идти к нему на большие деньги в поварихи, а потом и вовсе сделал предложение руки и сердца.
– Его можно
– У них хорошо все сложилось, – посчитала необходимым уточнить Татьяна Петровна, – по любви потом. Двое деток родились.
– Она его за язву полюбила, а он ее – за супчик и котлеты, – усмехнулась Анна Аркадьевна. – Простите за иронию. Просто я подумала, что мои муж и дети сейчас перейдут на исключительно пельменную диету.
Специально завела разговор о своей семье, ведь хозяйке, понятно, интересно знать, какого поля ягодка жиличка. Муж военный, полковник, преподает в академии, дочь в ординатуре, оканчивает медицинский институт, сыну тридцать два года, работает в большой авиакомпании. Сама Анна Аркадьевна трудится мелкой чиновницей в одном из научных институтов при Министерстве образования и читает спецкурсы в педагогическом университете. Хороший тон требовал расспросить хозяйку и о ее близких.
– Муж спился, сгорел от водки, – поведала Татьяна Петровна. – Потому что был очень рукастый и мозговитый, учеба его сгубила.
– Не вижу связи, – удивилась Анна Аркадьевна.
– Он сантехником работал и учился заочно. Все к нему ходили – напиши курсовую, диплом, сделай чертежи. А благодарили как? Бутылками. И за левую работу, за халтуру тоже бутылки.
«Ей так проще хранить память о муже, – подумала Анна Аркадьевна. – Придумать миф и поверить в него. Кто-то сгубил, а не сам виноват. Не его собственная болезнь безволия, а чужие злодеяния».
– Чем занимается ваш сын? Как его зовут? – спросила она.
– Юрчик. Автобус водит, у нас ведь трудно работу найти. Но его сразу взяли. Юрчик ответственный и не пьет.
– Потому что не учился? – вырвалось у Анны Аркадьевны.
Попала в точку, Татьяна Петровна отвела глаза, сама понимая, что вслух произнести подобное нелепо. Но с мифами и суевериями расстаться труднее, чем с верой в злые силы.
Выпуклые, нелогичные глаза Татьяны Петровны подернулись ласковой влагой, когда она говорила о сыне, брови, мелкие мышцы на лбу и на щеках слегка затанцевали. Все женщины любят говорить о своих детях, радуются возможности, теплеют. Но далеко не каждая при этом излучает свет, робкий и нежный.
Юрчик в полтора года уже хорошо говорил, в три года сам, никто не учил, стал читать, книжку за книжкой, в школу пошел, мог трехзначные числа в уме складывать.
– Хоть кого спросите! – клялась Татьяна Петровна. – Все удивлялись.
– Я верю, верю, – кивнула Анна Аркадьевна.
И подумала: «Никуда мне от них не деться».
Научная работа Анны Аркадьевны была связана с одаренными детьми. Служебная – в организации для них специальной системы обучения.
Она посмотрела на книжные полки, занимавшие одну из стен в этой чистенькой и бедной гостиной, именуемой залой, занимали одну из стен. На самом верху стояли двенадцать томов советской детской энциклопедии с потрепанными корешками, зачитанные.
– Юра любил читать энциклопедию? – спросила Анна Аркадьевна.
– Не отрывался, – кивнула Татьяна Петровна. – Отец ему купил, с переплатой, два месяца не пил.
– Ваш сын, определенно, очень умный мальчик. Если бы человек, любой человек, был способен сохранить в памяти только школьную программу, содержание учебников по химии и биологии, он прослыл бы эрудитом. А уж энциклопедия! Но я соглашусь в вами, гораздо важнее быть счастливым, чем умным. Недаром
«Счастье без ума – дырявая сума, – подумала Анна Аркадьевна. – На всякую пословицу есть противоположная по смыслу, а любовь часто питается иллюзиями и боится правды».
Лечение оказалось делом утомительным. До обеда Анна Аркадьевна принимала ванны, ей делали массаж и физиопроцедуры, она пила нарзан и отвары трав, посещала группу лечебной физкультуры и мануального терапевта. К двум часам добиралась домой, уставшая как батрак-кули после двенадцатичасового рабочего дня на хлопковой плантации. Съедала приготовленный Татьяной Петровной обед и заваливалась спать. По совету хозяйки Анна Аркадьевна купила курсовку без питания, столовалась дома. Настояла, что разницу в цене курсовок будет отдавать Татьяне Петровне. Свежие продукты, поди, не дешевы, за ними еще на рынок надо сходить и сготовить. Ваша непрактичность, Татьяна Петровна, может сделать ваш бизнес убыточным, а мою совесть ущербной.
Просыпалась Анна Аркадьевна около пяти. Голова почему-то не болела, хотя обычно дневной сон оборачивался мигренью и горечью во рту. Выпивала какао с крендельком, пирожком или домашним печеньем. Потом будет ужин и домашняя простокваша на ночь. Анна Аркадьевна при вашем диагнозе обязательно пятиразово надо питаться! После полдника следовало бы включить компьютер и сесть за работу – редактировать статью аспирантки.
Народная молва (интеллигенция тоже народ) полнится слухами о бессовестных «соавторах» – научных руководителях, которые ставят свои подписи под работами аспирантов и младших научных сотрудников. Молва умалчивает о соискателях научных степеней, которым руководитель подарил идею, методику ее внедрения, помог собрать данные, а соискатель не способен даже внятно изложить результаты исследования на бумаге, то есть в компьютерном файле. Проверщик орфографии глохнет от количества ошибок этого, с позволения сказать, педагога.
Работать решительно не хотелось. Имею право. У меня тяжелый отдых, находила себе оправдание Анна Аркадьевна и включала компьютер, только чтобы поговорить по скайпу с мужем и детьми. Хотелось читать что-то неспешное, многословное, стилистически безупречное, из другой, благородной и эстетически благополучной жизни, то есть классику. Обнаруженный в библиотеке хозяев «Обломов» Гончарова подошел как нельзя лучше.
Когда Анну Аркадьевну спрашивали, как она познакомилась с будущим мужем, она отвечала: «На почве русской литературы».
Это был день рождения сокурсницы-москвички. Один из парней привел своего двоюродного брата, курсанта тверского военного училища, который не успел переодеться и явно чувствовал смущение из-за своей зеленой военной формы. Анна Аркадьевна была тогда максималисткой, как сама о себе говорила, «провинциалка с вызовом», и бросалась с поддержкой к любому человеку, выказывавшему ущербность из-за немодной одежды или нестоличного происхождения. Сама она к третьему курсу уже приобрела большинство «культурных» навыков. Например, полюбила кофе. В их семье, да и во всех ей известных на малой родине, никто кофе не пил. Чай, изредка какао. В столовых предлагался кофе с молоком – отвратительное пойло. В домах годами хранились банки с растворимым кофе – вроде как для гостей, на самом деле – для хвастовства. Московский кофе эспрессо из машины был вязкий и горький, но Анна Аркадьевна упорно приучала себя его пить. И в какой-то момент стала получать удовольствие от напитка, в сессию, в ночь перед экзаменами пила кофе литрами. Утро без чашечки хорошего кофе всю последующую жизнь было не бодрым стартом нового дня, а наказанием не проснувшегося мозга.