Дом Весталок
Шрифт:
Мальчишка попятился, умоляюще глядя на меня.
– Думаю, не стоит рисковать. Лемуров там, пожалуй, и нет, но могут быть ловушки. К тому же парень может напороться на скорпиона или разбиться о камни, а это ни к чему. Выход из лаза мы найдём и так – он, скорее всего, идёт в том же направлении, то и канализационная труба.
Так оно и оказалось. Разглядывая с балкона уходящий вниз склон, мы прикинули, где канализационная туба спускается в долину между Капитолием и Палатином, чтобы войти в проходящую там Клоаку Максима. У подножия Палатина, на замусоренном пустыре, куда выходили задами склады
Ночью здесь должно быть совершенно безлюдно. Человек – или лемур – может пробраться через этот лаз в дом, а потом уйти тем же путём, и ни одна живая душа его не заметит.
Насколько безлюдно, мы убедились той же ночью, затаившись в кустах в нескольких шагах от подземного хода. Я предупредил Луция, что просидеть в засаде наверняка придётся всю ночь, и вполне возможно, зря; но Луций настоял на том, чтобы отправиться со мной. Он предлагал нанять для охраны каких-нибудь головорезов из Субуры; но я отговорил его. Если моя догадка верна, они нам не понадобятся, а лишние свидетели в таком деле ни к чему.
– Ну и холодина, - проворчал Луций. – И сырость до костей. Да ещё ни зги не видно. Сдуру мы сюда попёрлись. Что нам мешало в доме его поджидать? Схватили бы его, как только показался бы из хода, и не мёрзли бы тут. Так нет же, надо было сюда тащиться сидеть тут, поджидая незнамо кого и трястись при каждом звуке.
– Я не просил тебя сюда тащиться, Луций Клавдий. Мог оставаться дома.
– Ну да, и Корнелия сочла бы меня трусом.
– Да какая разница, что она подумает, эта Корнелия?
Я прикусил язык. Холод и сырость здорово действовали на нервы. Луна спряталась за тучами, темно было, хоть глаз выколи; к тому же моросил противный дождь. Ночной холод забрался под плащ; меня проняла дрожь. Луций стал стучать зубами от холода. Мало-помалу подступила жуть. Что если я ошибся, и тот, кого мы здесь поджидаем, вовсе не человек?
Хруст сломанной ветки. Потом ещё и ещё. Кто-то – или что-то – пробиралось сквозь заросли. И двигалось к нам. Луций схватил меня за руку.
– Их много!
– Нет. Судя по звукам, только двое.
Шаги приблизились вплотную, затем свернули в сторону – к старому кипарису, где прятался выход из подземного хода. Послышалось приглушённое ругательство.
– Ход закрыт!
Этот голос я уже слышал сегодня. Раб из дома на Целии
– Может, он обвалился?
При звуках этого
– Нет, - громко сказал я. – Мы завалили вход специально, чтобы вы больше не могли пробираться в дом.
На миг стало тихо, потом послышался торопливый шорох.
– Стойте, где стоите! – выкрикнул я. – Так будет лучше для вас самих. Стойте и слушайте меня!
Шорох прекратился, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь взволнованным дыханием и торопливым перешёптыванием.
– Я знаю, кто ты, - продолжил я. – Знаю, зачем ты здесь. Я не желаю тебе зла, но нам надо поговорить. Ты будешь говорить со мной, Фурия?
– Фурия? – удивлённо переспросил Луций. Дождь прекратился, луна выглянула из-за туч, и в её свете я увидел. Как широко раскрылись от удивления его глаза.
Тишина, затем снова торопливый шёпот – раб-телохранитель пытался отговорить свою госпожу. Наконец она отозвалась.
– Кто ты?
– Меня зовут Гордиан. Ты меня не знаешь. Но я знаю, что с тобой и с вашей семьёй обошлись несправедливо и причинили вам горе. Возможно, твоя месть Титу и Корнелии справедлива в глазах богов – я не берусь судить. Но теперь твой замысел разоблачён, и пришло время остановиться. Сейчас я выйду к вам. Нас здесь двое. Никакого оружия у нас нет. Скажи своему рабу, что мы не желаем вам зла; и что, убив нас, он ничем тебе не поможет.
Я медленно двинулся к кипарису, чей силуэт возвышался среди окружающих кустов. Рядом темнели две фигуры – высокая и поменьше.
Жестом приказа рабу оставаться на месте, Фурия шагнула из тени к нам. Лунный свет упал на её лицо. Рядом со мной Луций глубоко втянул воздух и отшатнулся. У меня самого, хоть я и ожидал чего-то подобного, внутри всё похолодело.
Передо мной стоял молодой человек в изорванном плаще. Короткий чёрные волосы были все в крови, точно так же, как и шея – её словно перерубили надвое, а потом каким-то образом снова сложили вместе. С белого, как мел, испещрённого кроваво-красными вздутиями лица смотрели глубоко запавшие тёмные глаза. Когда же Фурия заговорила, её приятный мягкий голос прозвучал резким контрастом с её кошмарным обликом.
– Ты обо всём догадался.
– Да.
– Это ты приходил к нам сегодня утром?
– Да, я.
– Кто меня выдал? Ведь не Клето? – спросила она шёпотом, украдкой бросив взгляд назад, где оставался её телохранитель.
– Никто тебя не выдавал. Я обнаружил этот ход днём.
– Вот оно что. Ход. Мой брат велел вырыть его, когда началась война – чтобы в случае чего мы все могли бежать. Но когда это чудовище сделалось диктатором, бежать стало уже некуда.
– Твой брат действительно был противником Суллы?
– Нет. То есть мой брат не был опасен для Суллы; он не стал бы ничего предпринимать против него. Зато нашлись те, кто был рад оговорить его – просто для того, чтобы завладеть всем, что у него было.
– То есть, Фурия внесли в проскрипции ни за что?
– Его внесли в проскрипции из-за этой алчной твари! – вскричала она. Я покосился на Луция; к столь нелестному отзыву о своей давней доброй знакомой тот отнёсся на удивление смирно отнёсся.
– Но ты же поначалу преследовала лишь Тита…