Дом Весталок
Шрифт:
– Я не стану давать клятвы.
– Тогда просто обещай мне, как мужчина мужчине, не призывая в свидетели богов. Умоляю тебя.
– Хорошо, - ответил я со вздохом, мысленно спрашивая себя, считается ли обещание, данное сумасшедшему.
Раб провёл меня к двери в стене.
– Боюсь, твой хозяин уже сошёл с ума, - тихонько сказал я ему. – Все эти лемуры чудятся его больному рассудку.
– Нет, - отвечал старый раб, - я тоже их видел. Всё так, как рассказывает хозяин.
– А ещё кто-нибудь, кроме вас двоих, видел их?
– Да. Другие рабы. Мы все их видели.
Я посмотрел в его выцветшие
– И что только на них на всех нашло сегодня, - сказал я, устраиваясь на обеденном ложе. – Послушать их, так весь Рим кишмя кишит лемурами!
Бетесда, без труда уловив за моей напускной весёлостью тревогу, слегка склонила голову, но промолчала.
– А Луций ещё писал, не бери, мол, с собой мальчика, потому как для него это может быть слишком страшно. Да чего ни отдал бы мальчишка в двенадцать лет, чтобы увидеть настоящего лемура!
Эко с набитым ртом смотрел на меня во все глаза, не будучи уверенным, шучу я или говорю серьёзно.
– По мне, это просто глупые бредни, - заявила Бетесда. Как всегда, она поела раньше на кухне, и теперь, скрестив на груди руки, просто стояла и смотрела, как мы с Эко обедаем. – В Египте любой глупец знает, что душа умершего не может вернуться в тело, если только оно не было должным образом сохранено. Давным-давно жрецы знали, как хранить тела, делая мумии. Но где это слыхано, чтобы мертвец, да ещё с отрезанной головой, разгуливал по городу и заставил кого-то прыгнуть с балкона? Нет, Тита столкнули, и сделал это живой негодяй, а никакой не лемур. Спорить готова, это жена его спихнула!
– А тот солдат, наш сосед? Раб говорит, что и он, и все остальные, кто живёт в доме, тоже видели лемуров! Не одного даже, а целое полчище!
– Ха! Раб лжёт, чтобы не выставить хозяина слабоумным. Он верен господину, как надлежит рабу; но это ещё не значит, что он говорит правду.
– И всё же я, пожалуй, пойду, если сосед позовёт меня. Посмотрю, что там творится. А уж этим непонятным лемуром на Палатине точно стоит заняться. Корнелия обещает хорошо заплатить. При наших расходах это совсем не лишнее.
Бетесда недовольно пожала плечами. Решив, что надо бы переменить тему, я обратился к Эко.
– Кстати, о расходах - чему твой учитель научил тебя сегодня? Дерёт он за свои уроки будь здоров, так что учить должен хорошо.
Эко тут же вскочил и побежал за своими табличками и стилосом. Едва он выбежал из комнаты, пренебрежительное выражение на лице Бетесды уступило нескрываемому беспокойству.
– Ты как знаешь, - сказала она уже совершенно другим тоном, - но твой друг Луций Клавдий прав. Разбирайся с этими лемурами или кто они там, если считаешь нужным, но Эко в это не впутывай. Он учится – вот и пусть сидит дома и учится. Здесь до него не доберутся ни злые духи, ни злые люди.
– Ты права, - кивнул я.
В тот вечер, вопреки опасениям, сосед не послал за мной. Не окликнул он меня и на следующее утро, когда я проходил мимо его дома, спускаясь с Эсквилина; но я точно знал, что он дома и не спит, потому что ветер доносил из его сада запах горящих листьев.
Накануне я обещал Луцию и Клавдию, что с утра зайду; на прежде, чем отправиться на Палатин, я хотел побывать ещё кое-где. Несколько тихонько заданных нужным людям вопросов, подкреплённых
На стук дверь отворил огромного роста и могучего сложения раб – пришлось отступить на несколько шагов, чтобы смотреть на него, не задирая голову. Явно телохранитель, а не привратник, как в состоятельных домах.
– Мне надо видеть хозяина.
Раб смотрел грозно.
– Если бы ты пришёл по делу, то знал бы, что в этом доме давно уже нет хозяина.
– Я просто оговорился, я конечно же, хотел сказать «хозяйку».
– Ты снова оговорился или не знаешь, что после смерти сына с хозяйкой случился удар? – рыкнул раб. – Ни хозяйка, ни её дочь никого не принимают
– Но я имел в виду вдову Фурия…
Но раб уже захлопнул дверь у меня перед носом.
Услышав за спиной хихиканье, я обернулся. Беззубая старуха-рабыня подметала перед домом напротив.
– К Сулле пробиться было легче, чем к ним.
Я с улыбкой пожал плечами.
– Они всегда такие неприветливые?
– Они ни за что не пустят к себе незнакомого. Чего ж тут удивительного, если в доме только женщины и ни одного мужчины, не считая телохранителя. Им приходится быть осторожным.
– И с тех пор, как не стало Фурия, они так и живут одни?
– А ты знал Фурия?
– Не то, чтобы знал; но я о нём слышал.
– Это ужасно – то, что с ним сделали. Никакой он был не враг Сулле – он вообще был не такой человек, чтобы вмешиваться в политику и с кем-то враждовать. Не тот характер. Он и шелудивого пса не прогнал бы от своего порога.
– Однако же его брат сражался против Суллы.
– Так то брат. Я знала их обоих, когда они были ещё детьми. Они выросли у меня на глазах. Фурий всегда был такой тихий, такой спокойный мальчик. Мухи не обидит. Он и взрослым оставался таким же. Осторожный, спокойный, ни во что не вмешивался. Философ, а не воин. Кто-то оговорил его, что он враг Республики, и его убили и обобрали до… - Она прекратила мести, выпрямилась и откашлялась. – А ты кто будешь? Пришёл донимать несчастных женщин?
– Вовсе нет.
– Забудь и думать. Не видать тебе ни его сестры, ни матери. После того. Как Фурия не стало, а с его матерью случился удар, они не выходят из дому. Может, и слишком долго для траура; но теперь у них никого не осталось. На рынок ходит вдова с маленькой дочкой; они обе до сих пор носят чёрное.
Как раз в это время дверь дома отворилась, и появилась высокая светловолосая женщина в чёрной столе. Рядом, держась за её руку, семенила маленькая девчушка с чёрными кудряшками. По пятам за ними следовал давешний верзила-раб; он закрыл входную дверь. Проходя мимо, он бросил на меня недовольный взгляд и грозно нахмурился.