Дом Властвующей
Шрифт:
Беспроигрышный приём с использованием магии заставил глаза Тиббота вспыхнуть на мгновение заинтересованностью, но почти сразу они снова потухли.
— Значит я ошибся, и магия тебе всё-таки присуща. А что насчёт телепатии?
— К сожалению, читать чужие мысли я не умею.
— Прямо камень с души, — хмыкнул Тиббот и улыбнулся на этот раз вполне искренне. — А то могло бы выйти довольно неловко.
— Только не очень-то зазнавайся. Я ведь о вас всё равно знаю больше чем тебе бы того хотелось. Вот, к примеру, мне известно, что ты любишь рисовать. Особенно викторианскую сказочную живопись. И твоими картинами украшены стены галереи на первом
— Это лишь оценка Уланы. В конце концов, каждый судит о других со своей колокольни.
— Так ты всё-таки видел мамину могилу?
— Да, — и вновь он с непроницаемым видом уткнулся взглядом в чашку. — Мы ведь думали, что она умерла ещё тогда, Шемс. Правда меня самого в доме не было, но, судя по рассказам Ионы, той ночью творились безумные дела даже по нашим меркам… Как я понял, в итоге Сатис призвала Дарреля, указала на горсть пепла в углу, поверх которой лежало его фамильное кольцо и велела прибраться. Вот мы и приняли это, как свершившийся факт, как закономерный и неизбежный финал человеческой жизни. И, между прочим, никто из нас даже не подозревал о твоём существовании. Улана ни разу не упоминала о дочери. Впрочем, оно и понятно…
— Ты чего?! Я родилась позже!
Тиббот задумался.
— Дай бог памяти, в каком же году это было?
— Ваш Склеп она покинула 23-го мая 2005-го года, — подсказала Шемс.
— Тогда вообще чепуха какая-то получается… Ты малышка, повремени пока с претендованием на роль всезнающего гуру. Видишь ли, у дома есть определённые правила. Не просто формальности, а незыблемые границы, нарушать которые не смеет даже Властвующая.
— Догадываюсь к чему ты клонишь. Прикинь, я тоже в курсе, что магия дома создаёт завесу невидимости для неподходящих кандидатур.
— Неподходящими кандидатурами в том числе являются несовершеннолетние дети.
— Может дом счёл меня достаточно взрослой.
— Не помню ни единого случая, чтобы порог дома переступил человек моложе двадцати, не говоря уже о подростках. Подобная ошибка всегда считалась нами просто невозможной. Я ведь на этом основании был уверен, что ты только кажешься моложе своих лет. Ну так сколько же тебе на самом деле, шестнадцать, пятнадцать?
— Шестнадцать, — в голосе Шемс промелькнула нотка насмешки: вконец запутался бедный бессмертный. — А вот дом не считает меня нежелательной гостьей. И поскольку это вы живёте по его правилам, а не он по вашим, то и мнение поклоняющихся — дело десятое. Может он во мне какую-то особенную силу почувствовал или прочную семейственную связь?
— Может и почувствовал. Только это не повод для радости.
— Ибо радость у вас не в почёте… Да знаю я, что и для себя, и для других вы постоянно ищете лишний повод пострадать. Мне вот, честное слово, интересно, а что вы чувствовали, когда поверили, что Сатис убила мою маму? Ну хоть самая капелька сострадания или сожаления шевельнулась в душе? Или же тряслись по углам от страха за сохранность собственных шкур, понимая, как крепко накосячили с Евгенией?
— Я ведь сказал, что отсутствовал тогда. Но… — Тиббот глубоко вздохнул. — Странно обсуждать это с тобой… Но ты пойми, мы привыкли ко многому, к смертям в том числе. Ко всему привыкаешь, особенно, когда живёшь слишком долго, куда дольше, чем полагается обычному человеку. Сначала ты принимаешь то что ещё вчера
— Да что ж это за жизнь без права на естественный душевный порыв? Ни посмеяться вдоволь, ни взгрустнуть! Ах да, вы же продали свои души! Хотя ты вроде нет?
— Признаю, каждый из нас, заключая свою сделку с Сатис, плохо представлял все последствия. Тем не менее нельзя сказать, что наш выбор не был осознанным. Просто ты должна усвоить: за любой услугой всегда следует расплата.
— По-моему, Тиббот, сейчас ты сам делаешь всё наоборот. Разве твоя миссия не заключается в том, чтобы горячо убеждать меня отправиться в дом Властвующей?
— При желании я мог бы воспользоваться лазейкой в правилах, — тут он хитро подмигнул девушке, — твой возраст оставляет мне такую возможность.
— А если Сатис твоя отговорка не устроит? Тогда она отправит за мной кого-нибудь другого?
— Ты могла бы уехать. Если будешь постоянно переезжать…
— Нет! — Шемс не дала ему договорить. — Во-первых, где я возьму денег на такую жизнь? А во-вторых, чем скитания лучше?
— Это шанс выжить и остаться свободной.
— Это не свобода! — горячо возразила Шемс. — А что касается смерти… Вся наша жизнь — это вечное бегство от неё. Тиббот, посмотри на меня! Я живу в интернате для сирот под постоянным контролем людей, которым абсолютно на меня плевать. Сплошные правила и предписание, и всё это отнюдь не ради моего блага, а чтобы выслужиться перед начальством. Они ненавидят и презирают меня лишь за то, что я существую и им приходиться иметь со мной дело! Ну и чем, скажи, моя жизнь здесь отличается от вашей в Склепе?
— Поверь, Шемс, даже такая жизнь для тебя будет лучше. Интернат — это максимум на пару лет, дом Властвующей — навсегда.
— Я не хочу жить в интернате и не хочу постоянно убегать, не хочу бояться, вздрагивать от каждого звонка, от каждого подозрительного шороха, от собственной тени. Если ты не можешь предложить мне достойной альтернативы, то я предпочитаю встретиться хоть с самим демоном лицом к лицу. И ещё не факт, что победит Сатис. У меня есть магия, особенная. Я сама особенная! Даже дом это подтвердил, даже ты так считаешь, просто не говоришь.
— Почему не говорю? Определённо есть в тебе что-то противоречащее сложившемуся порядку вещей.
— Я уже его разрушила этот ваш порядок!
— Ломать — не строить, не вижу в том большой заслуги, — снисходительно взглянув на Шемс, покачал головой Тиббот. — Вот смотрю я на тебя и диву даюсь, в кого ты такая отчаянная. Улана была мудрее. Впрочем, всё-таки ты на неё похожа, почитай одно лицо.
— Только глаза папины, — улыбнулась Шемс, поймав, наконец, его взгляд.
— Прекрасные огромные глаза, живые и смелые, редкого зелёного оттенка… — он вгляделся пристальнее и вдруг умолк. А потом побледнел.
— Что с тобой, Тиббот? — весело рассмеялась Шемс.
— Шестнадцать лет, говоришь? Но это невозможно… — новая догадка буквально ошеломила Тиббота. — Мы лишены способности иметь детей — это одно из условий договора. Правило! Никаких детей в доме!
— Ну… — Шемс сложила руки на столе по примеру первоклассников. — Как видишь и тут я являюсь исключительным явлением. Тиббот, я хочу попасть в дом Властвующей, но ни в качестве ужина для Сатис. Я хочу отомстить ей. За маму… за всех нас. И если мы с тобой объединимся, то увеличим свои шансы на победу.