Дом
Шрифт:
Однако дальнейшее размышление на тему “почему же псы отказываются покидать эти опустевшие места” было прервано чередой громких выстрелов в собак со стороны нашего гениального инженера.
Это было наше последнее огнестрельное оружие. Охотничье ружьё лесника утонуло в болоте, когда мы вытаскивали оттуда – угадайте, кого – опять же нерадивого инженера. А у меня с собой был только складной ножик, который явно с самого начала приравнивал мои шансы на выживание к нулю.
И вот из этой самой винтовки, транжиря последние патроны, стрелял в озлобленных собак инженер. Зачем? Не знаю. Наверное, испугался. И более чем очевидно, что мозги он не включил и не понял, что таким образом изменит наше положение с очень
Мы решили разделиться, чтобы увеличить шансы на успех, однако по дикому крику, разлетевшемуся по улицам уже через пару минут, я поняла, что осталась одна. И мне тоже, судя по рычанию сзади, было отведено не больше времени.
Если вы сейчас не придаёте значения бегу на скорость в школе или колледже, то хочу уточнить, что я тоже была такой. А теперь с каждым новым дюймом всё сильнее убеждалась, что очень зря прогуливала физкультуру. Да, неслась я с немыслимой для меня скоростью (жить-то хотелось!), однако эта скорость всё больше и больше уступала скорости голодных животных, увидевших лакомую добычу. Как оказалась на железнодорожных путях, сама толком не помню, но в тот момент это было моей последней надеждой.
Брошенный товарный вагон с приоткрытой дверью был для меня подарком небес. Он оказался довольно старым, но без огромных дыр и заплаток. Этот вагон спасал мне жизнь уже вторые сутки и, боже, как я ему
была благодарна!
Я не ела уже три дня. Внутри вагона нашлись куча опилок и сена, большое количество странных на вид и плотно закрытых бочек, крышки которых я не смогла вскрыть, а ещё несколько литров немного застоявшейся воды. Это было удачей, хотя я бы не отказалась и от парочки упаковок чего-нибудь съестного. Но мне ли сейчас шиковать?
Когда первый шок прошел и адреналин уступил место здравому смыслу, я погрузилась в размышления о своём положении, утопая в опилках как в перине. По крыше вагона туда-сюда ходили собаки, и мне были слышны их лёгкие шаги. Снаружи завывал ветер, и я ещё раз мысленно поблагодарила спасительный вагон за то, что подарил мне кров и защиту. Однако ещё дней пять такими темпами я бы точно не протянула.
Я надеялась, что псам надоест меня караулить и они уже к вечеру уберутся отсюда восвояси, но не тут-то было. Видимо, единственным их развлечением сейчас была я. Поэтому, особенно не утруждаясь, собаки продолжали нести вахту возле моего убежища.
Что я планировала делать? Явно не отправляться на тот свет, раз уж мне посчастливилось оттянуть этот момент. Поэтому такой вариант, как самой выбираться наружу, меня очень не устраивал. Оставалось только ждать. И я ждала.
Глава 2
Уж не знаю, сколько я ещё проторчала внутри – от голода я вообще перестала соображать и фактически сроднилась с псами, караулившими меня снаружи. Однако я вдруг поняла, что пол пришёл в движение. Либо это моя крыша решила съехать окончательно, либо вагон и правда поехал.
Мне стоило огромных усилий заставить себя принять вертикальное положение и, как только дремота немного отступила, я услышала, как подо мной стучат колёса. Медленно и осторожно, постоянно шатаясь, будто я была в стельку пьяна, мне удалось доковылять до одной из стенок вагона, чтобы попытаться разглядеть в щель между дверью и стеной мелькающий за пределами моего заточения пейзаж.
Я всё ещё не могла
Однако, чем дальше вагон удалялся от того ужасного города, тем больше бунтовал мой пустой желудок. И ещё меня пожирал страх неизвестности. Вообще-то я любила путешествовать, но… Глупо уточнять, что путешествие в цивилизованное время, со всеми удобствами под боком, это одно. А совсем другое – поездка дикарём после эпидемии, пока по всему миру бушуют голод и мор.
Конец спокойной жизни для всей нашей планеты пришёл около двух лет назад: сначала по миру прокатились волнения, затем обстановка между странами накалилась настолько, что на каждом углу стали шептаться о возможном объявлении Третьей Мировой. Однако ситуацию “спас” внезапно объявившийся вирус, что унёс жизни миллионов людей, разрушил экономику, привёл в упадок города и дал природе долгожданный глоток воздуха от пыли и грязи крупных предприятий. И вместе с этим взбунтовал и без того непостоянный климат. Ситуация долго оставалась нестабильной, но плачевный итог взял верх, и, как бы мы не надеялись дальше продолжать свою относительно «беззаботную», жизнь, всё это очень негативно отразилось на всём населении Земли. Глупо, конечно, считать, что всё поправимо, но многие наши старики в это верили, хоть и видели, как эпидемия с каждым днём уносит всё больше и больше жизней. Изначально многие оставшиеся без жилья люди радовались этому: нагло занимали бесхозные дома и квартиры, пользовались брошенным имуществом. Пока города практически не опустели, а мы не были “отброшены” по удобствам жизни на несколько десятков лет назад.
К тому времени эпидемию удалось остановить – была разработана вакцина, которая должна была повлиять на генетический код человека и сделать его практически невосприимчивым к любым изменениям вируса. Кроме того, она излечивала уже болеющих и полностью восстанавливала поражённые органы. Такой прорыв в медицине назвали нашим будущим, в котором человек станет суперчеловеком.
Об этом мы узнали по радио и, конечно, тоже обрадовались – к тому времени наши продуктовые запасы практически иссякли, как и бензин, и, собственно, вообще надежда на хороший исход. Однако для того, чтобы получить вакцину и шанс на спасение, необходимо было попасть в один из более-менее оставшихся людным городов. А ближайший из них – только через четыреста миль.
И вот сейчас я мчалась прямиком к одному из них (а я на это очень надеюсь), но только в абсолютном одиночестве. Чертыхаясь на тех, кто не отправил за нами помощь и оставил подыхать в глуши. На тех псов, похоронивших возможность спасти семью. На саму себя. На свою неосторожность.
В моём рюкзаке лежал телефон, но он был разряжен – это я выяснила ещё в первые минуты моего пребывания в вагоне. И он оказался абсолютно бесполезен, потому что я не могла сообщить никому, что случилось. По щекам тут же начали литься слёзы, стоило мне подумать о родителях и младшем брате Томми, которые остались там. Совсем одни. Думая уже, что я мертва.
А ведь они тогда не хотели меня отпускать, но выбора у них не было. Сами они бы не смогли так долго идти по бездорожью, да и у других семей тоже были маленькие дети, оставшиеся без отцов и матерей… Никто не виноват. Теперь уже ничего не вернуть. Я хотя бы попыталась.
Паршиво. Это одно из немногих слов, которыми я могу описать свое состояние сейчас – так паршиво мне не было никогда. От голода перед глазами пляшут чёрные пятна и мир постоянно кружится, не давая сосредоточиться на чём-то одном.