Домби и сын
Шрифт:
Облегчая душу откровеннымъ разговоромъ, Бриггсъ сказалъ въ спальной своимъ товарищамъ, что y него ужасно разломило голову, и что онъ очень бы желалъ умереть, если бы не жаль было матери и чернаго дрозда, который остался y него дома. Тозеръ говорилъ мало, зато много вздыхалъ и совтовалъ Павлу держать ухо востро, потому что завтра и до него дойдетъ очередь. Посл этихъ пророческихъ словъ онъ раздлся и легъ въ постель. Когда Бриггсъ и Павелъ тоже накрылись одялами, въ спальню вошелъ подслповатый парень, потушилъ огонь и пожелалъ джентльмечамъ спокойной ночи и пріятнаго сна. Но это искреннее желаніе не принесло своихъ плодовъ. Павелъ, который долго не могъ заснуть, да и посл часто просыпался, замтилъ, что Бриггса ужасно давитъ его урокъ, какъ домовой, a Тозеръ, подавляемый во
Наконецъ, сладкій сонъ сомкнулъ утомленные глаза маленькаго Павла, и пригрезилось ему, будто гуляетъ онъ подъ руку съ Флоренсой въ прекрасномъ саду, будто любуются они цвтами и подходятъ къ огромному подсолнечнику, который вдругъ вревратился въ мдный тазъ и загудлъ престрашнымъ образомъ надъ самымъ ухомъ. Открывъ глаза, онъ увидлъ пасмурное зимнее утро съ мелкимъ дождемъ и въ то же время дйствительно услышалъ громкіе звуки таза, подававшаго страшные сигналы къ приготовленію въ классъ.
Товарищи его уже встали. У Бриггса отъ печали и ночного кошмара лицо опухло и раздулось до такой степени, что почти не видно было глазъ. Онъ надвалъ сапоги и казался въ самомъ дурномъ расположеніи духа, точно такъ же, какъ Тозеръ, который былъ уже совсмъ одтъ и стоялъ передъ окномъ, вздрагивая и подергивая плечами. Бдный Павелъ, отъ непривычки, не могъ одться самъ собою и попросилъ товарищей сдлать милость подтянуть ему снурки; но Бриггсъ сказалъ только: "пошелъ прочь", a Тозеръ проговорилъ: «убирайся» и отвернулся къ окну. Ребенокъ кое-какъ снарядился и сошелъ въ нижній этажъ, гд увидлъ красивую молодую женщину въ кожаныхъ перчаткахъ, выгребавшую золу изъ камина. Казалось, она была чрезвычайно изумлена появленіемъ ребенка, и спросила, гд его мать. Когда Павелъ сказалъ, что она умерла, молодая женщина скинула перчатки, сдлала, что для него было нужно, отогрла его руки, поцловала его и сказала, что если еще когда-нибудь окажется въ чемъ нужда — разумется относительно платья, — то ему стоитъ только позвать Мелію, и она сейчасъ къ его услугамъ. Павелъ поблагодарилъ отъ всего сердца и тихонько поплелся въ классъ, гд молодьге джентльмены готовились къ своимъ урокамъ; но проходя мимо одной непритворенной комнаты, оні услышалъ голосъ.
— Ты ли это, Домби?
— Я, миссъ.
Это была Корнелія, и Павелъ узналъ ее по голосу.
— Войди сюда, Домби, — сказала миссъ Блимберъ.
И Павелъ вошелъ. Миссъ Блимберъ была точно въ такомъ же костюм, какъ и наканун, за исключеніемъ шали на ея плечахъ. Очки уже красовались на ея носу, и Павелъ спрашивалъ себя, неужели она и спитъ въ нихъ. У нея была особая маленькая комната съ книжнымъ шкафомъ и безъ камина; но миссъ Блимберъ никогда не чувствовала холоду и расположенія къ сонливости.
— Ну, Домби, теперь я выхожу, — сказала миссъ Блимберъ.
Павелъ удивился, куда и зачмъ идетъ она въ такую дурную погоду и почему вмсто себя не пошлетъ слугу, но онъ не сдлалъ никакого замчанія и обратилъ все свое вниманіе на маленькую кипу новыхъ книгъ, лежавшихъ на столик миссъ Блимберъ.
— Это твои книги, Домби, — сказалэ миссъ Блимберъ.
— Вс мои, миссъ?
— Вс, — отвчала Корнелія. — М-ръ Фидеръ скоро купитъ для тебя еще, если будешь хорошо учиться.
— Покорно благодарю, — сказалъ Павелъ.
— Такъ теперь я иду, — продолжала миссъ Блимберъ, — и пока я хожу, то есть, съ этого часа до завтрака, ты долженъ прочесть все, что здсь отмчено карандашемъ, и посл скажешь, все ли. ты хорошо понялъ. Не теряй времени, Домби; теб надобно торопиться… Ступай внизъ и начинай.
— Слушаю, миссъ, — отвчалъ Павелъ.
Книгъ было такъ много, что хотя Павелъ ухватился за нихъ обими руками, придерживая верхнюю подбородкомъ, средняя книга выскользнула, прежде чмъ онъ дошелъ до двери, и тогда весь этотъ грузъ попадалъ на полъ.
— Ахъ, Домби, Домби, какой ты неосторожный! — сказала миссъ Блимберъ и нагрузила его снова. На этотъ разъ Павелъ, тщательно
— Ну, Домби, — сказала миссъ Блимберъ, — что ты здлалъ съ книгами?
Книги были англійскія, но больше латинскія, объяснявшія употребленіе членовъ, торговлю древнихъ карагенянъ, склоненіе существительныхъ, крестовые походы, правила орографіи, построеніе Рима и бглый взглядъ на ходъ образованія вообще, съ приложеніемъ таблицы умноженія. Когда Павелъ разобралъ урокъ подъ номеромъ вторымъ, онъ нашелъ, что ничего не знаетъ изъ перваго номера, и когда потомъ добрался до номеровъ третьяго и четвертаго, въ голов его образовались понятія врод слдующихъ: трижды четыре — Аннибалъ, пять изъ двнадцати — Hic, haec, hoc, глаголъ согласуется съ древнимъ британцемъ, a существительныя должны стоять въ одномъ падеж съ крестовыми походами.
— Ахъ, Домби, Домби, — сказала миссъ Блимберъ, — какой ты безтолковый!
— Вотъ если бы позвать сюда старика Глыбба, — сказалъ Павелъ, — я бы лучше сталъ понимать. Прикажите позвать его, миссъ.
— Какія глупости! — проговорила миссъ Блимберъ. — Не смй никогда говорить о Глыбб, тутъ не мсто этимъ уродамъ. Впередъ бери съ собой, Домби, только по одной книг, и, когда выучишь одинъ урокъ, приходи за другимъ. Возьми теперь верхнюю книгу и ступай въ классъ.
Миссъ Блимберъ выразилась насчетъ безтолковости Павла съ видимымъ удовольствіемъ и, казалось, была рада, что будетъ имть съ нимъ постоянныя сообщенія. Павелъ удалился, какъ ему велли, съ верхней книгой, и началъ долбить урокъ. Иной разъ ему удавалось прочесть его наизусть слово въ слово, въ другой — онъ не помнилъ ни одного слова; но, наконецъ, онъ отважился явиться съ отчетомъ къ миссъ Блимберъ, которая, закрывъ и бросивъ поданную ей книгу на столъ, — проговорила: "Ну, Домби, читай; я слушаю". Павелъ былъ такъ озадаченъ этой, неожиданной выходкой, что ршительно забылъ вытверженный урокъ и смотрлъ съ глубочайшимъ изумленіемъ на ученую двицу, y которой вс печатныя книги были въ голов.
При всемъ томъ, ему удалось выказать себя съ весьма хорошей стороны, и миссъ Блимберъ, сдлавши теперь лестный отзывъ о его способностяхъ, снабдила его другимъ урокомъ, a потомъ еще другимъ, такъ что до обда онъ вытвердилъ всего четыре урока, но зато чувствовалъ, посл этой головоломной работы, величайшее головокруженіе и ходилъ, какъ сонный, точно такъ же, какъ и другіе молодые джентльмены, за исключеніемъ, разумется, Тутса, который, получивъ письмо отъ какого-то владтельнаго князя, былъ въ очень веселомъ расположеніи духа. Павелъ дивился, отчего стнные часы, безъ устали повторяя одинъ и тотъ же вопросъ, никогда не говорили: "Господа, мы начнемъ теперь свои занятія": эта фраза безпрестанно произносилась передъ ними. Ученье двигалось и кружилось, какъ могучее колесо, вытягивая и растягивая умственныя фибры молодыхъ джентльменовъ.
Посл чаю, при свт лампъ, опять начались уроки и приготовленія къ завтрашнему дню: все зубрило и долбило до той поры, пока сладкій сонъ на нсколько часовъ не приводилъ въ забвеніе этого умственнаго бичеванія.
О суббота, вожделнная, трикраты вожделнная суббота! день веселія, день блаженства, когда Флоренса, въ извстный часъ, въ извстную минуту, незадерживаемая никакой погодой, никакими препятствіями, хотя м-съ Пипчинъ грызла и терзала ее безъ всякаго милосердія, приходила въ учебное заведеніе д-ра Блимбера. Эти субботы были истинными днями обтованнаго успокоенія для двухъ маленькихъ израильтянъ между христіанами, для брата и сестры, соединенныхъ священнымъ чувствомъ любви.