Шрифт:
Грешнов Михаил Николаевич
ДОМИК И ТРИ МЕДВЕДЯ
Пришлось ночевать в лесу. Как потерял тропинку, где хоть убей!
– Василий не помнит. Перебирает в уме распадки, ручьи, которыми шел, - тропинка была. И вдруг - нет. Там посмотрел, тут - неприятность!..
Но не такая уж большая беда, если тебе двадцать пять лет и успех сопутствует в жизни. Холост, здоров, аспирант Красноярского университета, заканчивает диссертацию, тема диссертации интересна: "Жизнь и язык животных". В поисках натуры пришлось забраться далековато от города, но и в этом нет особой беды: деревенька на речке Вислухе опрятная,
Отдых и работу в лесу Василий любил. Часами мог наблюдать за хлопотливой белкой, бурундучком, рассматривать в бинокль волчье логово и волчат, черкать в блокноте карандашом. Блокнот полон записей: о призывном крике гиганта-лося, о предостерегающем щелканье филина. Правда, часть листов пришлось выдрать вчера, когда разжигал костер, но это были чистые листы, и их еще осталось много.
Съестного ни крошки - это хуже. Василий затянул ремень на все дырки. Подтянуть бы еще, но ремень не хочется портить. Василий пробирается сквозь кусты прямиком, в надежде наткнуться на речку, на лесную дорогу. Солнце уже высоко - десять часов. Часы Василий завел и тщательно бережет их. Часы - друг человека. Друг - но не человек: не поговоришь с ними, о дороге не спросишь. Несколько раз Василий принимался кричать - "гаркать" по-местному: может быть, кто откликнется. Никто не откликнулся.
Время от времени Василий поругивает себя: не новичок в лесу, а вот оконфузился. Ругань облегчения не приносит - одну досаду. Василий идет час и еще час и к обеду (надо же - к обеду) натыкается на поляну. Трава, цветы, на середине поляны - домик. С беленой трубою, с телеантенной на крыше. Рядом - пасека. Лесничество!
– обрадовался Василий. Ускорил шаг, поглядывая, нет ли собак. Собак не было.
У крылечка Василий остановился. Дверь гостеприимно открыта, в комнатах никого, Василий постучал по перильцам, никто не ответил. Василий поднялся по ступенькам, вошел в комнату.
Большая русская печь, под окнами лавка, в простенке между окон картина Шишкина "Утро в лесу". Пахнет мятой и хлебом. Хлеб Василий увидел раньше всего: стол, в центре блюдо с горкой ржаных ломтей. Еще на столе три чашки с похлебкой: большая чашка, средних размеров и совсем маленькая. Возле чашек ложки соответствующих размеров - большая, чуть поменьше и маленькая. Вокруг стола три стула со спинками - тоже пропорциональных размеров: большой, средний и маленький. Видимо, хозяева приготовились обедать, но куда-то вышли. На загнетке печи стоял чугунок, с чуть приоткрытой крышкой. Из-под крышки парило, Василий втянул слюну: никогда он так не хотел есть. Глянул в окошко, в раскрытую дверь - никого нет. Куда запропастились хозяева? Посидел, еще с минуту, вышел на крыльцо - никого. Опять вернулся в комнату, но было невмоготу - ноги сами потянули его к столу. Василий сел на самый большой стул, взял самую большую ложку и стал хлебать из большой чашки. Похлебка была вкусна, и Василий думал: кончу большую - примусь за среднюю чашку. Потом - за маленькую.
Приуменыпилась горка хлеба, большая чашка показала дно. Василий не наелся. Выхлебал из средней чашки и наполовину из маленькой.
Вышел из-за стола. Посидел на лавке. Хозяев попрежнему не было. На стекле окна билась пчела. По жилам текла
Сквозь раскрытую дверь смежной комнаты Василий увидел угол кровати. Спальня? Пошел к двери. В комнате три кровати: большая, средняя, маленькая. Василий не стал бороться с собой, скинул пиджак, сапоги и улегся на большую кровать. Не успел приклонить голову на подушку - уснул.
Пробуждение было неожиданным и нелепым.
Кто-то огромный, косматый навалился на него, рявкнул над ухом:
– Настя, веревку!
Василий попробовал сопротивляться, двинул ногами, но бурая шерстистая масса вжала его в подушку, в рот набилось жестких волос, Василий не мог вздохнуть. Не прошло двух минут, как он был связан веревкой. Большой бурый медведь сел в ногах у Василия, отдуваясь и удовлетворенно поглядывая на сделанную работу - Василий лежал как хорошо упакованный тюк. Тут же, опираясь о спинку кровати, стояла медведица, тоже глядела на связанного Василия. Из кухни, держась передними лапами за косяк двери, выглядывал медвежонок.
"Вот как!.." - подумал Василий, скорее удивленный, чем испуганный, и спросил:
– Зачем вы меня связали?
– Затем и связали, - сказал большой медведь.
– Шкодить тут будешь.
– Не буду, - сказал Василий.
– Э-э...
– возразил медведь.
– Была тутодна шуструха. Чашки нам перебила, раму из окна высадила. Показывают ее теперь по телеку - в героини вошла. Смеются над нами. Мишуха как увидит - визжит от негодования.
Медвежонок полностью вышел из-за двери, присел на задние лапы.
– Так вы?..
– обалдело спросил Василий.
– Они самые, - кивнул сидевший у него в ногах.
– Три медведя.
Михайло Иванович, Настасья Петровна и Мишутка!..
– думал Василий. Удивление его росло с каждой минутой.
– Ты зачем к нам пришел?
– спросил тем временем Михайло Иванович.
– Заблудился я, - ответил Василий.
Михайло Иванович почесал за ухом:
– Заблудиться - оно нехитро. А если у тебя другая какая цель?
– Никакой другой цели!
– Василий мог побожиться.
– Время такое...
– продолжал между тем Михайло Иванович.
– Беспокойное. Турпоходы разные, вылазки на лоно природы. Раньше этого не было.
Василий наблюдал троицу. Михайло Иванович вел себя спокойно, солидно, смахивал на деда Матвея - родного деда по матери Василия: косматый, большой. Цигарку в зубы - настоящий дед Матвей.
Анастасия Петровна молча держалась за спинку кровати, Мишутка сидел у двери, внимательно слушал.
– Как же тебя зовут?
– спросил Михайло Иванович Василия.
– Василий Елшин.
– Кто будешь?
– Аспирант университета.
– Аспира-ант, - протянул Михайло Иванович.
– Пишешь эту... как ее?
– Диссертацию, - подсказал Василий.
– Пишу.
– Получается?
– Помаленьку.
Михайло Иванович посмотрел на Василия с чувством уважения и сомнения.
– Может, врешь, паря, - сказал он.
– Может, ты подосланный? От охотников?
– Не вру, Михайло Иванович!
– горячо возразил Василий. Бывает же - заблудишься.