Домик в Армагеддоне
Шрифт:
Саенко заметил вошедших стяжников, молча кивнул на них остальным. Не говоря по-прежнему ни слова, посмотрел в лицо одному сотенцу, другому. Наконец не выдержал:
– Не на воре ли шапка горит? – к стяжникам развернулся. – Явились. А где остальные ваши? В ментовских автобусах? А вы чего же?
Антон:
– Витек, все со временем разъяснится.
Собирался опять, как во дворе, погладить Саенко по плечу, но тот отступил на шаг, еще пуще насупился. Антон сделал зависшей в воздухе рукой короткий примирительный
– А если ты не прав? Если ни за что правильных людей обижаешь?
– Язык у тебя, известно, троих заговорит. Не твой бы язык, да твой подходец с переподвыходом, не было бы этого! До сих пор не пойму, как ты отца Никифора уговорил? Что напел?
– Так много чего, Вить, сейчас не время.
Саенко дернулся в сторону, будто собирался бежать, но на месте остался.
Приготовился сказать что-то. Антон не дал:
– Давай немного подождем. Чуть-чуть. Владыко ведь ясно сказал – ему нужно время.
Обдумать, с людьми созвониться. Других предложений…
Теперь Саенко перебил Антона:
– Дождались уже! Крысятник развел! – Он ткнул пальцем в сторону троих стяжников, стоявших у балконной двери, хотел еще что-то сказать, но словно задохнулся от напиравших слов.
Надя снова поймала Фимин взгляд, тряхнула кулаком у головы, сделала мужественное лицо: держись, мол, – так же, бывало, кто-нибудь из “Пересвета” во время зачетных спаррингов показывал: держись, не кисни. Надя положила руку на плечо Юле:
– Пойдем, Юль? Тут воздух спертый какой. Тебе нельзя, наверное. Пойдем?
Юля, выглядевшая совсем изможденной, слегка повернула голову в сторону Нади.
Стерла пот со лба, развернулась к лестнице. Надя шагнула на ступени. Но Юля, ступив на галерею, показала ей: сюда, не ходи вниз.
– Это еще! – махнул им вслед Саенко. – Проходной двор тут устроил! Что за семейка у тебя прижилась? Девица какая-то. А? Я тебя как старший спрашиваю!
– Ты, Вить, старший, – Антон подчеркнуто вежливо приопустил голову. – Но, прости, зря сейчас атмосферу молотишь. Пустое. Видит Бог, потом благодарен будешь, если к совету моему прислушаешься: остынь, повремени.
Развернувшись спиной к Антону, Саенко бросил в ряды сотенцев:
– Что молчите?! Может, тут кто-нибудь сотника поддержать?! Или дух из вас вон, как только жареным запахло?
Саенко умолк. Стало тихо. Комнату будто прихлопнуло внезапной этой паузой.
Сотенцы стояли неподвижно. Из-за стены доносились неразборчивые слова проповеди с DVD. Наконец кто-то, стоявший в переднем ряду, сказал:
– Виктор Валерьевич, давай дождемся, что отец Никифор скажет. Ждать велено.
Саенко отвернулся от говорившего. Лицо в гримасу боли сжалось, морщинами на мелкие ломтики нарубленное. Молча выскочил из комнаты, по лестнице загудели его шаги. Несколько человек отправились было за ним вдогонку, Антон их остановил:
– Только
Проводив взглядом Саенко – размашистым шагом тот скрылся в аппендиксе, ведущем в постирочную и гараж, – Надя с Юлей пошли по галерее к стеклянной двери, сквозь которую просматривался открытый балкон. Надя подхватила наброшенный на гладильную доску плед: кто-то оставил проветриваться после ночевки. Показала Юле:
– Вот, под попу тебе, если сесть захочешь.
Но балкон оказался узенький, как сигаретная пачка. Метрах в трех от него зеркальным отражением торчал точно такой же сигаретный балкончик точно такого же соседнего коттеджа. Судя по пленке, которой была оклеена балконная дверь, коттедж пустовал.
– Другое дело, – Надя глубоко вдохнула. – Свежий воздушок. – Юля кое-как примостилась в углу, локтем опасливо опершись на шаткие перила. – Укутаешься?
Помедлив немного, Юля кивнула и отодвинулась от перил. Надя раскинула на руках плед, забросила Юле на спину, помогла запахнуть на пузе края.
С этой стороны не видно было ни двора со скучающими милиционерами, ни милицейских автобусов. Почти под самым балконом тянулся забор, в узком простенке между забором и домом змеилась непросыхающая лужа.
Юля больше не смотрит на нее этим отодвигающим взглядом, в котором только и можно прочитать: чужая – стой где стоишь. Впрочем, Юля и вовсе на нее не смотрит.
– Да уж, взвился Виктор Витальевич, – сказала вдруг Юля. – Горячий. Кум он мне, давно его знаю.
Не смотрит – зато говорит.
Юля отдышалась. Закончила скороговоркой:
– На тебя, Господи, уповаем, да будет Воля Твоя.
Какое-то время Юля с Надей молчали. Разглядывали фасад напротив – зеркальное отражение, в котором все так же, как здесь, нет только их двоих. И внутри – все так, как здесь: такие же комнаты, такие же стены. Только без мебели. И без людей.
А потом приедут люди, завезут мебель, завезут жизнь. Другую. Она всегда у всех – какая-нибудь другая. Нужно большое специальное усилие, чтобы войти в нее. Если, конечно, хочешь войти. Тук-тук, мы к вам знакомиться.
– А брат у тебя славный парень, – Юля плавно махнула ресницами. – Вдумчивый.
Непритворный. Виктор Витальевич остынет, непременно извинится.
Надя благодарно тронула Юлин локоть. Вдруг испугалась этого – коснулась, а можно? – но тут же решила, что больше не будет за собой следить. Так много всего сразу.
Передохнуть бы. Стянула с головы платок:
– С непривычки… не могу долго. – Уронила голову к плечу:- Тяжело с Фимой. Но это не его вина.
– Девушки у него нету, кажется, – продолжила Юля. – Думаю, не до того Ефиму.