Доминион
Шрифт:
С этими словами Скеллан окинул взглядом фасад здания, мгновенно взлетел по лозам плюща и ломоноса, вьющимся на старой стене, и постучал в окно.
Его улыбка открыла окно. А ее вопли услышал весь город.
Следующей ночью он забрал сестру ювелира. На этот раз они устроились на тростниковой крыше жилища девушки, обсуждая эффект, произведенный гибелью жены бакалейщика. Скеллан наслаждался произведенной ими паникой, а незнакомец считал, что слухи — это похоронный звон по их короткому пребыванию в этом местечке. Надо двигаться дальше, не тратя больше недели
Смерть девушки была кровавой. Она умерла в окне, пронзенная осколками разбитого стекла, торчащими из деревянной рамы, на которую осело тело, из которого жадно пил Скеллан.
Дочь ростовщика оказалась последней из истинных красавиц Штриссена, кому суждено было погибнуть.
— Эта моя, — сказал чужак, когда Скеллан уже стоял на пороге.
— Она?
— Да. — И у Скеллана не осталось сомнений, что незнакомец не шутит. — Подожди снаружи. Найди себе козу или что-нибудь еще.
Он оставил Скеллана у подножия лестницы. Девушка ни разу не вскрикнула, хотя никто не сказал бы, что она молчала. Судя по звукам, она добровольно отдалась незнакомцу, торопя его забрать ее жизнь.
Слишком легко все прошло.
Штриссен они покинули до рассвета. Чужак твердил об осторожности, но Скеллан, подстегиваемый предвкушением пиршества, настоял на еще одной, последней остановке на пути к дому — в Нулне.
Им пришлось подождать, прежде чем войти в старую столицу. Деревянный мост был поднят, пропуская плывущую по Рейку трехмачтовую шхуну. Кое-где стены, окружающие город, казались такими низкими, что налетчикам, замыслившим посягнуть на город, лестницы не понадобились бы — хватило бы и телег.
Становилось очевидно, почему Нули пал к ногам Влада фон Карштайна, в то время как Альтдорф упрямо сопротивлялся. Города эти несравнимы. Нулн — город внутри города, древнее ядро юного сердца, все еще окаймленный разрушающимися стенами, отмечающими границы старого поселения, где улицы так узки, что и двоим не разминуться — и это в самом оживленном районе. Здесь царила архитектурная мешанина. Каждое новое поколение теснилось в собственных домах, отличающихся от других, втискивая их туда, где и места-то, честно говоря, нет, так что улицы становились узкими и неприветливыми. Даже по ночам в воздухе не рассеивался дым кузниц и едкий запах выдубленных шкур.
На улицах между Торговыми и Городскими воротами собирались женщины сомнительной репутации, взывая к прохожим, достаточно состоятельным на вид, чтобы потратить пару монет на грубую грязную похоть.
Скеллан с удовольствием испробовал каждое из множества разнообразных развлечений Нулна. Соблазны большого города манили его. Пища ждала на каждом углу. Из ночи в ночь, две недели подряд Скеллан гулял по улицам среди проституток, кормясь в темных проулках перед рассветом и исчезая в ускользающей ночи, а незнакомец наблюдал, выжидая, тщательно выбирая лучшую кровь, не то что Скеллан.
Неудивительно, что шпили великого города вдохновили парочку на новые жестокости.
Всего за одну ночь они навсегда изменили город. Правящее семейство Либевицев
— Оплакивать Либевицев будут веками.
— Не приписывай скоту долгую память. По моему опыту, для них это все равно что громко изданный непристойный звук — достаточно оглянуться, выругаться и тут же забыть, что что-то случилось, — фыркнул Скеллан.
Они стояли в центре Рейксплац, слушая, как надрывается торговец каштанами, стараясь распродать остатки товара. Запах жженного сахара мучительным диссонансом врывался во всепроникающую вонь дубленых кож.
— Это потому, друг мой, что ты не даешь им то, что стоило бы запомнить. Тупики, бордели, коптильни — ты работаешь по мелочам. Кого волнует смерть какой-то шлюхи? Или психа, надышавшегося опиумных паров и скопытившегося в канаве? Сегодня мы войдем в дома богатых и сильных, неся туда гибель. Мы покажем городу, что никто не может быть в безопасности, даже в собственном жилище. Смерть, которую мы даруем, способна найти их повсюду. Вот тогда они запомнят. Сделай смерть видимой. Сделай смерть пугающей.
— Я все-таки не понимаю, чем они заслужили полное истребление? Раньше, убивая, ты проповедовал осторожность, но теперь ты, кажется, отбросил ее.
— Это личное. Долг, который надо отдать сполна. Больше я ничего не скажу. Сегодня мы напьемся крови аристократии и увидим, действительно ли она голубая. Больше никаких подзаборных шлюх. Пусть семейство Либевицев поуправляет городом еще пару часов, но их падение будет эффектным спектаклем, и народ Нулна запомнит эту ночь, как ни одну другую. Сегодня мы поужинаем так, как подобает нашему положению, друг мой.
На том они и порешили. Пара убивала и мужчин, и женщин, но кровь пила только женскую.
Двое толстяков, ожиревших от богатства, умерли в своих постелях, одного со сломанной шеей сбросили с лестницы, еще парочке преподали урок полета, который они не усвоили, ибо умерли, растянувшись на булыжной мостовой.
Но и мертвецов не оставили мирно гнить.
Скеллан и незнакомец втащили убитых на крышу и насадили трупы на коньки и громоотводы, превратив тела в птичьи пугала. Этой ночью погибли еще семнадцать мужчин — только ради того, чтобы, подобно набитым опилками чучелам, оказаться взгроможденными на крыши старого города. Но это касалось только мужчин. Женщин постигла судьба не сравнимая ни с чем.
В общей сложности вампиры поужинали одиннадцатью женщинами из семейства Либевицев.
Трупы жен, как и их мужей, были раздеты, насажены вниз головами на шпили (колья вошли несчастным в рот и пронзили глотки) и оставлены на корм воронью, но не раньше, чем пара в полной мере насладилась нежной плотью.
Но, даже охваченный кровавым безумием, незнакомец в обращении со скотом был безжалостно разборчив. Он завладевал лучшим мясом, так что Скеллану оставалось только довольствоваться объедками. Чужак тем временем двигался дальше в поисках игры повеселее.