Домовые

Трускиновская Далия Мейеровна

— А к соседке, к Таисье Федотовне! Давно обещалась! Я только к ней и хожу, да еще к куме, к Степаниде…

— Не великоват ли гостинец? — Лукьян Пафнутьевич бесцеремонно отнял узелок и вскрыл. — Ого! Вот же бесстыжая баба! Сыр-то ты еще совсем свежий уволокла! Не поплохеет ли твоей Таисье Федотовне от такого сыра?

— Так иного ж не берет! — выпалила домовиха.

— Как это — не берет?

— Ой…

— За что это она у тебя сыр и печенье берет?!

— А она, она… Деревенским делам учит, заговорам, наговорам, шепоткам…

— Тьфу! — только и

сказал на это Лукьян Пафнутьевич. А сам в тот же день полюбопытствовал у Ферапонта Киприановича, не случилось ли у того в хозяйстве пропаж.

— А ты откуда знаешь? — удивился сосед. — Хозяева блюдечко со сливками нам с женой выставили — половины блюдечка как не бывало. Я уж девок своих тряс — не признаются!

— Сдается мне, эта деревенская Таисья Федотовна воду мутит…

Пошли разбираться.

Деревенская домовиха, как обжилась в городской квартире, стала зубки показывать.

— Скажите спасибо, что еще деньгами не беру!

Тут Ферапонт Киприанович с Лукьяном Пафнутьевичем и вовсе обалдели.

— За что?!. — только и спросили в ужасе.

— А это уж наши бабьи дела, — туманно отвечала Таисья Федотовна. С тем незваных гостей и выпроводила.

Тогда пошли к Евсею Карповичу.

— Может, она их лечит? — предположил было Лукьян Пафнутьевич. — Но от какой такой хвори? Моя дура отродясь даже соплей не утирала, на ней пахать можно!

— И моя дура точно такова.

— Разберусь, — пообещал Евсей Карпович. — Посмотрю в Паутине.

На Интернет он ссылался всякий раз, когда хотел уйти от ненужного разговора, так что соседям в конце концов стало казаться, что именно там можно найти ответы на все вопросы.

Разумеется, шариться в Паутине Евсей Карпович не стал, а учредил некоторый надзор за Матреной Даниловной. Оказалось, что ходят они с кумой Степанидой к Таисье Федотовне поочередно и в трудные минуты жизни. Остальное уже было делом техники.

Евсей Карпович прокрался вслед за Степанидой Прокопьевной и сам видел, как она передала Таисье Федотовне немалый узелок.

— Тут и орешки для твоего младенчика, как ты просила.

— Орешки, это хорошо.

— И для предка тоже…

— Ну, тогда, — ознакомившись с содержимым узелка, сказала Таисья Федотовна, — пошли, но ненадолго. Тут у тебя гостинцев на пять минут.

— Да мне хватит!

Далее домовихи выпали из поля зрения Евсея Карповича, потому что скрылись в Илюшиной комнате. Он подкрался к дверям, заглянул в щелку и увидел такую картину.

— Милый ты наш предок! Солнышко наше ясное! — нараспев заговорила Степанида Прокопьевна, стоя на коленках перед клеткой. — Помоги ты нам сыскать беглого охальника Тимофея Игнатьича, чтобы он на дочке Маремьянке женился! И чтобы ей в богатом хозяйстве домовой бабушкой быть! А еще, предок миленький, сделай так, чтобы сантехник Валерка из запоя вышел! Мой-то старик в этих новомодных унитазных бачках все никак не разберется!

Евсей Карпович так и разинул рот.

Он полагал провести серию экспериментов, чтобы доказать происхождение домовых и Васьки от одного-единого предка, а тут вон что вышло!

Поразмыслив,

он решил, что на бабьи глупости обращать внимания не стоит, и постарался выкинуть их из головы.

Но, когда домовые дедушки собрались, как это стало входить в привычку, потолковать о предках, Лукьян Пафнутьевич огорошил честное собрание новостью: Матрена Даниловна раздобыла где-то картинку, на картинке — мохнатая рожа вроде Васькиной, и повесила в укромном уголке их апартаментов на антресолях. Теперь вот, как возникнет в жизни сложность, на эту рожу поглядывает — ответа ждет, не иначе.

— Знать бы, как предки в таком случае с бабами управлялись… — пожелал Ферапонт Киприанович.

— Вот, помню, при государе императоре вольностей не было, — встрял домовой дедушка Аникей Фролыч, про которого думали, что он приходит в мужскую компанию подремать. — Смолоду и детишек, и баб к порядку приучали. Упустил ты время, Лукьян Пафнутьевич.

— А вот если бы предка Ваську смолоду к труду и порядку приучать — был бы прок? — вдруг спросил Евсей Карпович, но как спросил!

— Может, и речи бы удалось обучить! Мы же вот научились! — Лукьян Пафнутьевич подхватил мысль на лету.

— Так нас — сколько поколений было? — начал было критику мысли Ферапонт Киприанович, но тут вылез Лукулл Аристархович. Давно не вылезал — а тут свой шанс учуял.

Он неожиданно быстро сообразил, как ответить на вопрос Евсея Карповича.

— Предок имеет право на личную жизнь! — воскликнул Лукулл Аристархович. — Теперь это, правда, называется «секс», но разницы никакой! И предок имеет право на потомство!

— Ишь, до чего договорился! — возмутился Ферапонт Киприанович. — Кто же ему то потомство рожать будет? Я своей бабе не позволю!

Лукулл Аристархович задумался, и тут ему на помощь неожиданно пришел Евсей Карпович.

— А что? Все верно! Родится детеныш, а мы его сразу начнем к труду приучать. Вот и будет разумный…

— Точно! — Лукулл Аристархович взвизгнул и высоко подпрыгнул. — Надо искать ему бабу!

— ГДЕ?!? — не столь спросил, сколь прорычал Ферапонт Киприанович.

— Ну… Водятся же они где-то…

Ещше несколько дней домовые так и сяк поворачивали этот важный вопрос. С бабами его не обсуждали — зачем?

Но бабы не дремали.

* * *

Собственно, связь с окружающим миром идет у домовых исключительно через баб. Домовой дедушка свою работу выполнит — и вздремнуть приляжет, или же идет потолковать с соседом. В плохую погоду заберутся соседи в теплое местечко и сидят себе, грызут сухарики и обсуждают, почему люди в телевизоре иной раз с домового, а иной — совсем крошечные. В хорошую — выходят на свежий воздух, устраиваются под кустом, а то еще можно вылезть на крышу.

Домовихи же не видят разницы между плохой погодой и хорошей — подхватится баба и несется к куме за три или даже за четыре дома. Поэтому домовой знает меньше мелочей, но мыслит основательнее, а домовиха как нахватается всего — так для добротной мысли уже и места в головенке не останется.