Домой на Рождество
Шрифт:
Впервые за последние двадцать минут я улыбнулся. Я совершенно точно знал, кому отдам пирог.
На всем белом свете есть лишь один человек, который вне зависимости от того, что он говорит или делает, помогает мне по жизни, помогает не сдаваться. Этот человек – старый, мудрый, его лицо напоминает грецкий орех, а еще он любит выпить чашечку какао с ложкой бренди перед сном.
– Привет, дед! – воскликнул я, как только дверь в дом № 75 на улице Мэфкинг, скрипнув, открылась и два полуслепых глаза вперились в меня.
– Мэтт! – Лицо дедушки просияло, как звезда в ночи. – Черт побери,
Вот так мой дед любил себя поставить, так обычно вел себя. Когда мы с ним видимся, он встречает меня таким приветствием, и ему смешно. Не в последнюю очередь дед радуется и потому, что я его единственный внук.
Я подождал на пороге, улыбаясь, дожидаясь второй неизменной части приветствия.
– Я уж думал, ты меня забыл. – Дед шел четко по сценарию, не отклоняясь.
– Мимо. – Это уже была моя, столь же неизменная реплика.
Я навещал деда раз в неделю, сколько я себя вообще помню. С тех пор как умерла бабушка, его жена, никто, кроме меня, сюда не приходил. Моя мама, чьим отцом и являлся дед, стремительно исчезла из нашей жизни, когда мне было девять лет. Она влюбилась в мужчину, который вел занятия по йоге у нас в городе, и последовала за ним в Испанию (в числе прочих женщин из группы, которая ходила на эти занятия). И все эти женщины из поездки вернулись, а вот мама – нет. Пару недель папа притворялся – перед нами и перед самим собой, – будто наша мама уехала в отпуск, но в конце концов я достал его вопросами о том, когда же она вернется. И тогда он мне объяснил, что мама его больше не любит, но она все еще любит меня.
– Тогда почему она и от меня тоже уехала? – удивился я.
Отец не знал, как ответить. Через два месяца после отъезда мама пыталась убедить отца в том, что я должен приехать в Испанию и жить там с ней. Папа, конечно, звезд с неба не хватал по части сообразительности, но довольно быстро смекнул, что эта йога была совсем не йогой, а сектой, и добился того, чтобы опека надо мной полностью перешла к нему.
Сначала мама возвращалась в Великобританию, чтобы повидаться со мной, – пару раз в год. Но по прошествии лет ее подарки на мои дни рождения, звонки, письма постепенно просто перестали приходить.
В последний раз я видел ее, когда мне было восемнадцать лет.
– Ты теперь взрослый мужчина, – сказала она за обедом в ресторане «Пиноккио» в Брайтоне, – и сам можешь решать, где тебе жить. Ты всегда можешь приехать к нам с Карлосом, мы будем тебе рады.
Но я так никогда и не воспользовался ее приглашением. Наверное, звучит слегка дико, но она мне больше не мама – просто женщина, с которой мы внешне похожи. Через несколько лет после развода отец женился на милой, но очень простой девушке из Южной Африки по имени Эстель. Она работала администратором в его компании. И до сих пор они вместе. После того как я окончил школу и встал на ноги, папа и его новая жена переехали в Кейптаун, и я прекрасно знаю, что, если отец не звонит хотя бы раз в месяц, у него все в порядке и он где-то тихонько кутит в полном блаженстве. Иногда отец интересуется, как там дедушка, но я понимаю, что ему это безразлично.
– Ну так что? – Дед распахнул входную дверь. – Будешь так стоять или войдешь?
– Пожалуй, войду. – Я протянул ему контейнер с пирогом, который дала мне миссис Блэксток. Потом мы вместе прошли в кухню, где чайник, который был намного
– Что тут у нас? – Дед повел носом в сторону контейнера, а сам налил крепко заваренного чая в чашки из китайского фарфора и пододвинул одну из них ко мне.
Я сделал глоток.
– Вот, принес кусок фруктового пирога от одного моего клиента. – Я лукаво подмигнул старику. – Она в том же возрасте, что и ты, и, кстати говоря, она одна. Хочешь, я вас познакомлю?
– Женщина, которая умеет готовить? – Дед открыл контейнер, понюхал пирог и одобряюще кивнул. – Завтра же на ней женюсь!
– А в скором времени она еще и разбогатеет, – сказал я ему под руку, пока тот отламывал себе внушительный кусок пирога. – В любом случае будет. Ну а ты как сам поживаешь? – быстро «подсек» я тему.
Дед посмотрел на меня:
– Слегка штормит, но в целом неплохо, могло быть хуже. Я вообще мог в своем возрасте уже умереть.
Я засмеялся, глядя на то, как смеется мой дед: нижняя съемная челюсть прилипала к верхней, стоило деду чуть запрокинуть голову, и получалось очень выразительно.
– А как там Пол? В последнее время сделал что-нибудь интересное?
Дед просто обожал дневной телеэфир, забитый всякой ерундой вроде телешоу Пола О’Грейди. И однажды сказал мне, мол, ему все равно, что Пол – голубой. Если он смешной, так ничего больше и не нужно о нем знать, пусть будет хоть серо-буро-малиновым.
– Пол? – переспросил дед, запихивая кусок пирога в рот и бодро его пережевывая. – Он сменил собаку, у него теперь другая, милая, но не такая, как Бастер. – Дед часто сам себя перебивал. – Мужчине нужна правильная собака, а не игрушка, которую можно в борсетку запихнуть.
– Я могу достать тебе собаку, только скажи, нужна ли она тебе. Можно взять ее из приюта, а можно и купить – как ты скажешь.
– Нет. – Дед энергично закачал головой. – Тебе совсем не обязательно это делать. И потом собаке нужна настоящая нормальная семья, а не старый инвалид вроде меня.
Дед был гордецом. Он проработал в электрической компании более пятидесяти лет, и за все это время у него было всего две недели выходных. Да и то потому, что он упал с лестницы, пока мыл окна в доме, а упав – сломал руку. Они с бабушкой всегда были прижимистыми, но потеряли свои накопления, когда рухнул пенсионный фонд. Я лишь два года назад осознал, насколько мой родной дед нуждался в помощи и был беден. И то я узнал это случайно: нашел письмо от арендодателя, засунутым за старинное кресло. Дед к тому моменту уже три месяца не платил ренту, а хозяин грозился выкинуть его, если не заплатит. Я пытался поговорить с дедом, чтобы он обратился в специальное Бюро помощи населению, и там ему помогли бы добиться льгот по оплате жилья.
– Мне не нужна их благотворительность, – заявил он. – Я всю жизнь работал и не собираюсь начинать донимать правительство по поводу того, что в старости оказался не нужен. Мне платят крохотную пенсию, но и за нее я очень благодарен.
Деда было не убедить, поэтому мне оставалось лишь выкрасть письмо арендодателя и самому с ним переговорить. Мистеру Харрису было безразлично, как и кто платит ренту, главное, чтобы платил. И я дал мистеру Харрису внушительную сумму – такую, что дед на время вообще мог забыть об оплате жилья, не боясь оказаться на улице или в доме престарелых.