Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— Какихъ великановъ? спросилъ Санчо.
— Тхъ, которые стоятъ вонъ тамъ, съ огромными руками, длина которыхъ доходитъ у многихъ изъ нихъ до двухъ миль, сказалъ Донъ-Кихотъ, указывая на мельницы.
— Помилуйте, возразилъ Санчо, это мельницы, а не великаны, и руки этихъ небывалыхъ великановъ ничто иное, какъ мельничныя крылья, двигающія жерновами при помощи втра.
— Санчо, ты не опытенъ въ дл приключеній, отвчалъ Донъ-Кихотъ, я теб говорю, что это великаны, и если ты страшишься ихъ, то отъзжай въ сторону и молись Богу тмъ временемъ, какъ я вступлю съ ними въ ужасный и неровный бой.
Въ тоже мгновеніе, пришпоривъ Россинанта, и не слушая клятвъ своего оруженосца, не перестававшаго уврять его, что отъ принимаетъ втряныя мельницы за великановъ; онъ скачетъ впередъ, и чмъ ближе подъзжаетъ къ мельницамъ, тмъ сильне убждается,
«Двигайте, двигайте вашими руками», продолжалъ кричать Донъ-Кихотъ, «и не устрашусь васъ, хотя бы вы двинули большимъ числомъ рукъ, чмъ сколько ихъ было у великана Бріарея, потому что сію минуту я уничтожу ихъ всхъ». Обратясь за тмъ съ воззваніемъ къ своей дам, прося ее одушевлять своего рыцаря въ предстоящей битв, онъ прикрылся щитомъ и, укрпивъ въ рук копье, устремился на ближайшую мельницу, въ крыло которой со всего размаха вонзилъ свое копье. Въ тоже мгновеніе втеръ повернулъ крыло такъ сильно, что, разбивъ въ дребезги копье Донъ-Кихота, оно повалило его самого на землю вмст съ Россинантомъ. Увидвъ это, Санчо, во всю прыть своего осла поскакалъ на помощь къ рыцарю, ударившемуся такъ сильно, что онъ не чувствовалъ себя въ силахъ шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Владычица Богородице! воскликнулъ Санчо. Не говорилъ ли а вамъ, что вы нападаете за втрявнныя мельницы? Право, нужно имть въ голов такія же мельницы, чтобы принять ихъ за великановъ.
— Молчи, сказалъ Донъ-Кихотъ. Узнай прежде, что ничто въ мір не подвержено въ такой степени капризамъ судьбы, какъ война, эта олицетворенная превратность. Сказать ли теб, что я думаю и въ чемъ я увренъ вполн; случившаяся съ вами мистификація, это новая продлка проклятаго Фрестона, похитившаго кабинетъ съ моими книгами, и теперь преобразившаго великановъ въ втрянныя мельницы, желая отнять у меня славу великой побды, которую предстояло мн одержать; но какъ не примирима его вражда ко мн, тмъ не мене наступитъ минута, когда мой мечъ восторжествуетъ надъ его искуствомъ.
— Дай Богъ, проговорилъ Санчо, помогая своему господину взобраться на Россинанта, у котораго одна нога была почти вывихнута.
Продолжая говорить о великанахъ, превращенныхъ въ мельницы, рыцарь и его оруженосецъ направились по многопосщаемой дорог въ пуэрто-лаписскому ущелью, на которой, по словамъ Донъ-Кихота, нельзя было не наткнуться на множество приключеній. Сожаля о своемъ разбитомъ копь, онъ сказалъ Санчо: «гд то читалъ я, что испанскій рыцарь Діего Пересъ де-Варгасъ, сломивъ въ бою копье, вооружился огромнымъ дубовымъ сукомъ и умертвилъ имъ въ тотъ день столько мавровъ, что сталъ потомъ извстенъ въ народ, подъ именемъ маврогубца — наименованіе, которое потомки его присоединили къ своей фамиліи Варгасъ. Я упомянулъ объ этомъ потому, что я тоже намренъ отломить подобный сукъ отъ перваго встрченнаго нами дуба, и вооруженный имъ, я совершу такіе подвиги, что ты сочтешь себя счастливымъ, будучи только свидтелемъ тхъ безпримрныхъ длъ, которымъ нкогда съ трудомъ станутъ врить».
— Да будетъ такъ, отвчалъ Санчо, вы говорите и я вамъ врю. Но поправтесь немного; вы сидите на сдл совсмъ криво, потому что врно не оправились еще отъ недавняго паденія.
— Да, сказалъ Донъ-Кихотъ, и если я не жалуюсь на боль, то потому только, что странствующимъ рыцарямъ запрещено жаловаться даже тогда, еслибъ желудокъ ихъ былъ пробожденъ и внутренности изъ него выходили бы наружу.
— Если для рыцарей существуютъ подобные законы, то мн остается только молчать; хотя, правду сказать, я лучше желалъ бы, чтобъ ваша милость стонали, когда чувствуете себя не совсмъ хорошо. Я, по крайней мр, не откажу себ въ этомъ облегченіи, и при первой царапин закричу благимъ матомъ, если только стоны не возбранены и оруженосцамъ странствующихъ рыцарей.
Донъ-Кихотъ, улыбнувшись наивности своего оруженосца, сказалъ ему, что онъ можетъ стонать сколько ему будетъ угодно, не опасаясь нарушить рыцарскихъ уставовъ. Не отвчая за слова своего господина, Санчо намекнулъ, что пора бы пообдать.
Обдай себ, сказалъ Донъ-Кихотъ; я же не чувствую въ этомъ никакой надобности.
Обрадованный даннымъ ему дозволеніемъ, Санчо устроился съ возможнымъ удобствомъ на своемъ
Вечеромъ путешественники ваши остановились подъ тнью вковыхъ деревъ, и Донъ-Кихотъ отломилъ отъ одного изъ нихъ огромный сукъ, намреваясь замнить имъ свое сломанное копье. Онъ обдлалъ его въ желзо, оставшееся у него отъ прежняго копья и за тмъ, не смыкая глазъ, провелъ всю ночь въ мечтахъ о Дульцине, желая ни въ чемъ не отступать отъ уставовъ странствующихъ рыцарей, которымъ вмнялось въ обязанность, по крайней мр въ книгахъ, прочитанныхъ Донъ-Кихотомъ, неустанно бодрствовать въ воспоминаніяхъ о своихъ дамахъ. оруженосецъ же его, плотно закусившій, превосходно спалъ всю ночь, и его вроятно не разбудили бы ни лучи восходящаго солнца, ударявшіе ему прямо въ лицо, ни пніе птицъ, радостно привтствовавшихъ пришествіе дня, еслибъ онъ не былъ разбуженъ своимъ господиномъ, кликнувшимъ его пять или шесть разъ. Протеревъ глаза, онъ прежде всего протянулъ руку къ фляг съ виномъ, къ горю его нсколько опорожненной и которой онъ, къ пущему горю, на видлъ возможности пополнить во время предстоявшихъ ему странствованій. Донъ-Кихотъ же — по прежнему отказался отъ закуски, предпочитая питать себя своими любовными мечтами. Отправившись по прежней дорог, рыцарь увидлъ около трехъ часовъ пополудни пуэрто-лаписскій проходъ и, обратясь къ своему оруженосцу, сказалъ: «Санчо! вотъ мсто, гд мы, такъ сказать, до локтей погрузимся въ море приключеній. Теперь слушай внимательно, и не забывай того, что я скажу теб. Въ случа, если бы ты увидлъ меня, въ величайшей опасности, берегись обнажить мечъ, если только ты не увришься, что мы имемъ дло съ чернью, или какою нибудь сволочью, тогда ты смло можешь поражать ихъ, но если я буду биться съ рыцарями, то по закону вашему, ты не можешь сразиться съ ними, пока самъ не будешь посвященъ въ рыцари».
— Повинуюсь, сказалъ Санчо, тмъ охотне повинуюсь, что я отъ природы человкъ миролюбивый и врагъ всякихъ ссоръ и только тогда, когда дло коснется обороны моей собственной персоны, тогда позвольте уже мн отложить въ сторону вс ваши рыцарскіе законы и распорядиться по своему. Въ просьб моей, кажется, нтъ ничего противнаго законамъ Бога и церкви.
— Согласенъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, но повторю еще разъ: когда я буду сражаться съ рыцарями, тогда ты удерживай порывы своего природнаго мужества.
— О, въ этомъ отношеніи, будьте покойны, сказалъ Санчо, приказаніе ваше будетъ выполнено такъ же свято, какъ обтъ праздновать воскресенья.
Въ это время за дорог показались два монаха, прикрытые зонтиками и хавшіе верхомъ на дромадерахъ, мулы ихъ ростомъ ршительно приближались къ дромадерамъ. Не вдалек. за ними слдовала карета, сопровождаемая четырьмя или пятью всадниками и двумя слугами, шедшими пшкомъ. Въ этой карет хала, какъ узнали въ послдствіи, одна бискайская дама, въ Севилью, къ своему мужу, отправлявшемуся вскор въ Индію для занятія тамъ какой то важной должности. Не усплъ Донъ-Кихотъ замтить монаховъ, не принадлежавшихъ въ обществу бискайской дамы, а только хавшихъ съ него рядомъ, какъ уже говорилъ Санчо: «другъ мой, или я страшно ошибаюсь, или мы готовы наткнуться на славнйшее приключеніе, какое когда либо встрчалось. Эти черныя, движущіяся на насъ тни, это, безъ всякаго сомннія волшебники, похитившіе какую нибудь принцессу, которую они увозятъ въ этой карет. Санчо! я долженъ остановить ихъ.»
— Вы, кажется, хотите затять тутъ что-то худшее, чмъ нападеніе на втрянныя мельницы, отвчалъ Санчо. Взгляните внимательне и вы убдитесь, что эти черныя тни ничто иное, какъ монахи, а въ карет дутъ какіе нибудь путешественники. Ради Бога, подумайте, что вы намрены длать, и да не введетъ васъ сатана въ новое искушеніе.
— Санчо, повторяю теб, что ты ничего не смыслишь въ дл приключеній, и это я теб сейчасъ докажу, сказалъ Донъ-Кихотъ. Съ послднимъ словомъ, онъ поскакалъ на середину дороги и на разстояніи, на которомъ монахи могли едва слышать его, громкимъ голосомъ закричалъ имъ: «жильцы подземнаго міра! порожденье сатаны! Освободите сію же минуту плненныхъ вами принцессъ, которыхъ вы везете въ этой карет, или готовьтесь принять отъ руки моей смерть, какъ достойную казнь за ваши злодянія.»