Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)
Шрифт:
– Ну, так слушайте, – сказал Санчо, – народ считает вашу милость совсем сумасшедшим, а меня – по меньшей мере рехнувшимся. Идальго говорят, что ваша милость вовсе незаконно произвели себя в доны и рыцари, так как у вас всего-то-навсего несколько виноградных лоз да два-три акра пахотной земли. Кабальеро же недовольны, что с ними желает поравняться какой-то идальго, да еще идальго, подкрашивающий башмаки сажей и штопающий черные чулки зеленым шелком. Ну, словом, годный лишь на то, чтобы стать оруженосцем.
– Ну, это ко мне не относится, – прервал Дон Кихот, – я всегда хорошо одет и не ношу ничего заштопанного.
– Что же касается доблести, учтивости, подвигов и великолепных замыслов вашей милости, – продолжал
– Заметь себе, Санчо, – сказал Дон Кихот, – что как только кто-нибудь достигает высшей ступени добродетели, его тотчас начинают преследовать. Почти никто из славных мужей древности не избежал злобной клеветы: Юлий Цезарь, храбрейший, благоразумный и отважный полководец, был заподозрен в честолюбии и нечистоплотности. Об Александре, заслужившем своими деяниями прозвище Великого, говорят, что он был пьяница. О доне Галаоре, брате Амадиса Галльского, толкуют, что он был чересчур драчлив, а о самом Амадисе – что он был плаксой. А потому, Санчо, всякий знает, чего стоит такая клевета, и не придает цены всем этим сплетням. Но, может быть, ты еще не все мне рассказал?
– В том-то вся и беда, провались мой родной батюшка! – ответил Санчо.
– Значит, не все? – спросил Дон Кихот.
– Нет, самый хвост еще не ободран, – сказал Санчо. – Все, что я до сих пор сказал, было пирожками да печатными пряниками. Но если вашей милости угодно знать всю клевету, которую про вас распространяют, я сейчас приведу вам одного человека, который сможет рассказать вам все подробно, не пропустив ни одной мелочи. Вчера вечером приехал сын Бартоломе Карраско – тот, что учился в Саламанке и получил звание бакалавра [68] . Я пошел поздравить его с возвращением, а он сказал мне, что уже появилась книга о подвигах вашей милости, под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». В этой книге описаны все наши приключения. Там говорится даже о том, чему только мы с вами были свидетелями, и передаются наши беседы с глазу на глаз, – словом, я так испугался, что от ужаса стал креститься, не понимая, откуда мог это узнать написавший. Да не угодно ли вашей милости повидать этого бакалавра – я мигом за ним слетаю.
68
Бакалавр – первая ученая степень, дававшаяся по окончании университета.
– Ты доставишь мне этим большое удовольствие, друг мой, – сказал Дон Кихот, – меня очень заинтересовали твои слова. Теперь мне кусок в горло не пойдет, пока я не узнаю все в точности.
– Так я схожу за ним, – ответил Санчо.
Глава 33 о разговоре, который вели между собой Дон Кихот, Санчо Панса и бакалавр Самсон Карраско
Дон Кихот пребывал в глубокой задумчивости, поджидая бакалавра Карраско, который должен был рассказать ему подробно про эту удивительную книгу. Он был крайне поражен, что его подвиги успели уже стать достоянием печати, и решил, что книгу, наверное, написал какой-нибудь мудрец волшебник. Потому ему пришло в голову, что и Дульсинея, наверное, попала в эту книгу, и он встревожился, не сказано ли там чего-нибудь лишнего о ней.
Между тем, пока он предавался этим размышлениям, Санчо вернулся и привел с собою бакалавра Самсона Карраско. Дон Кихот встретил его с изысканной любезностью.
Бакалавр,
Увидев Дон Кихота, он опустился перед ним на колени и сказал:
– О сеньор Дон Кихот Ламанчский, да соблаговолит ваше величие протянуть мне руку для поцелуя, ибо, клянусь своим званием бакалавра Саламанкского университета, ваша милость – один из самых знаменитых странствующих рыцарей, которые когда-либо разъезжали или будут разъезжать по лицу земли. Да благословит бог Сида Амета Бененчели [69] , написавшего историю ваших великих подвигов. Да благословит он и того благодетеля рода человеческого, который перевел его сочинение с арабского на наш родной, испанский, язык для утехи всем людям на свете.
69
В авторских отступлениях в «Дон Кихоте» Сервантес, желая подшутить над читателем, выдает свою книгу за сочинение мавра Бененчели.
Дон Кихот велел ему встать и сказал:
– Неужели история моя уже написана и автор ее – мудрец и мавр?
– Да, высокоблагородный сеньор, – ответил Самсон, – в настоящее время уже напечатано не меньше двадцати пяти тысяч экземпляров этой истории. Подумайте только: ее отпечатали в Португалии, Барселоне и Валенсии, и ходят слухи, что сейчас печатают в Антверпене. Мне думается, что скоро все народы переведут ее на свои языки.
– Человека добродетельного и благородного, – сказал на это Дон Кихот, – должно особенно радовать, что еще при жизни добрая слава его гремит среди различных народов. Я говорю: добрая слава, ибо дурная слава гораздо хуже смерти.
– Никогда еще ни об одном странствующем рыцаре не гремела такая добрая слава, как о вас, – ответил бакалавр. – Никто из них не пользовался таким добрым именем, как вы. Кто может сравниться с вами безмерным мужеством в опасностях, терпением в невзгодах, стойкостью, с которой вы переносите несчастия и ранения, и, наконец, верностью и постоянством любви вашей милости к сеньоре донье Дульсинее Тобосской?
– Я никогда не слышал, – вмешался тут Санчо Панса, – чтобы сеньору Дульсинею звали «донья»; зовут ее просто Дульсинея Тобосская.
– Ваше возражение несущественно, – ответил Карраско.
– Конечно, нет, – поддержал его Дон Кихот, – но скажите мне, ваша милость сеньор бакалавр, какие из моих подвигов особенно восхваляются читателями моей истории?
– На этот счет, – ответил бакалавр, – мнения расходятся, ибо вкусы у людей бывают различные: одни предпочитают приключение ваше с ветряными мельницами, другие – приключение на сукновальне; многим особенно нравится сражение двух армий, оказавшихся стадами баранов; иные восхищаются приключением с похоронной процессией. Говорят также, что лучше всего приключение с освобождением каторжников и ваш поединок с доблестным бискайцем.