Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)

Де Сервантес Сааведра Мигель

Карраско гулял у себя во дворе; экономка побежала к нему и вся в слезах, задыхаясь, бросилась к его ногам. А тот, увидев ее в такой тревоге, спросил:

– Что с вами, сеньора экономка? Что с вами случилось? Можно подумать, что вы при последнем издыхании.

– Со мной-то ничего не случилось, добрый сеньор Самсон, а только господин мой покидает, наверное, покидает…

– Кого же он покидает? – спросил Самсон. – Уж не свое ли собственное тело? Разбился он, что ли?

– Ах, нет, не тело, – отвечала она, – нас он покидает. Я хочу сказать, дорогой мой сеньор бакалавр, что он намерен покинуть нас и опять отправиться на поиски приключений. Бог его знает,

почему он называет это приключениями. В первый раз он вернулся лежа на осле, избитый палками; во второй раз – его привезли на телеге в таком печальном виде, что и родная мать его бы не признала: желтый, тощий, с провалившимися глазами! Чтобы хоть немножко его подправить, я извела больше шести сотен яиц. Свидетель бог, наши соседи и мои куры, которые не позволят мне солгать.

– О, я вполне в них уверен, – ответил бакалавр. – Ваши куры такие славные, жирные и благовоспитанные, что они скорей лопнут, чем скажут неправду. Итак, сеньора экономка, значит, все дело в том, что вас тревожат новые затеи сеньора Дон Кихота?

– Да, сеньор, – ответила она.

– Ну, тогда не беспокойтесь, – сказал бакалавр, – ступайте-ка домой, приготовьте мне чего-нибудь горяченького закусить, а по дороге прочитайте молитву святой Аполлонии. Я сейчас к вам приду, и вы увидите чудеса.

– Грешная моя душа! – ответила экономка. – Ваша милость велит мне прочесть молитву святой Аполлонии? Да ведь святая Аполлония помогает от зубной боли. А у моего господина зубы в порядке, у него с головой неладно.

– Я знаю, что говорю, сеньора экономка. Не спорьте со мной. Вам ведь известно, что я бакалавр из Саламанки, так, значит, со мной спорить не приходится, – ответил Карраско.

Экономка удалилась, а бакалавр немедленно отправился к священнику, чтобы поговорить с ним о новых затеях бедного идальго.

Между тем Дон Кихот и Санчо Панса оживленно обсуждали подробности предстоящей поездки.

Санчо сказал своему господину:

– Сеньор, наконец-то мне удалось изъяснить моей жене, что я обязан следовать за вашей милостью, куда бы вам ни угодно было отправиться.

– Ты должен был сказать: разъяснить, а не изъяснить, Санчо, – заметил Дон Кихот.

– Помнится, – ответил Санчо, – я уже раза два просил вашу милость не поправлять меня. Если вы не понимаете, что я хочу сказать, так и скажите: «Санчо, – черт, дьявол, я тебя не понимаю». А уж потом, если мне самому не удастся подобрать слова получше, вы меня поправьте. Я ведь человек подкладистый.

– Санчо, я тебя не понимаю, – сказал тотчас же Дон Кихот, – я не знаю, что значит: «я человек подкладистый».

– Подкладистый, – ответил Санчо, – значит – такой, как я есть.

– Теперь я еще меньше понимаю, – возразил Дон Кихот.

– Ну, раз вы меня не можете понять, – ответил Санчо, – так я уж и не знаю, как сказать яснее. Не знаю, и все тут. Да простит меня господь бог!

– Ладно, я уже догадался, – ответил Дон Кихот, – ты хочешь сказать, что ты такой покладистый, кроткий и мягкий человек, что согласишься со всеми моими поправками и сделаешь все, что я скажу.

– Бьюсь об заклад, – сказал Санчо, – что вы поняли все сразу и только хотели меня запутать, чтобы послушать, какого я еще наболтаю вздора.

– Возможно, – ответил Дон Кихот. – Итак, что говорит Тереса?

– Тереса говорит, – ответил Санчо, –

чтобы я покрепче завязал узелок с вашей милостью, ибо что написано пером, того не вырубишь топором, ежели снял карты, тасовать не приходится, и что лучше синицу в руки, чем журавля в небе. Я знаю, что женские советы малого стоят, но кто их не слушает, тот дурак.

– Я с тобой согласен, – ответил Дон Кихот. – Говори, друг Санчо, продолжай; сегодня каждое твое слово – жемчужина.

– Дело в том, – продолжал Санчо, – что все мы подвержены смерти. Ваша милость знает об этом лучше меня; сегодня мы живы, а завтра померли; ягненок не долговечнее барана; никто на этом свете не проживет и часа больше, чем будет угодно господу; смерть глуха, и, когда она стучит в двери нашей жизни, она вечно торопится; ничто не может ее удержать – ни мольбы, ни сила, ни скипетры, ни митры, – так по крайней мере все говорят, и об этом же нам проповедуют в церкви.

– Все это правда, – ответил Дон Кихот, – но я не понимаю, к чему ты клонишь.

– А клоню я к тому, – сказал Санчо, – чтобы ваша милость определила мне месячное жалованье и чтобы это жалованье вы платили мне наличными, ибо за награды служить я не желаю, так как достаются они или поздно, или не в пору, а то и вовсе не подходят. Надо иметь хоть что-нибудь, да верное, тогда и бог поможет. Одним словом, мало ли, много ли, а я хочу знать, сколько я зарабатываю: ведь курица по зернышку клюет и сыта бывает, а из многих «мало» выходит одно большое «много», и раз ты что-нибудь заработал, так, значит, ничего не потерял. Конечно, если случится, на что я, впрочем, не очень надеюсь, что ваша милость подарит мне обещанный остров, я не буду неблагодарным и жадным. Я ни слова не скажу, если вы пожелаете удержать мое жалованье из доходов с этого острова.

– Я уже понял тебя, – ответил Дон Кихот, – и проник в самую глубину твоих мыслей: знаю, куда ты метишь бесчисленными стрелами своих поговорок. Слушай, Санчо, я охотно бы назначил тебе жалованье, если бы в романах о странствующих рыцарях мне припомнился хотя бы один случай, чтобы странствующий рыцарь платил жалованье своему оруженосцу. Но я прочел все или почти все романы и не помню, чтобы в каком-нибудь из них об этом упоминалось. Мне известно, что за свою службу они получали награды. Когда они меньше всего этого ожидали, судьба вдруг улыбалась их господину, и он жаловал им или остров, или что-нибудь в этом роде, или, по меньшей мере, титул и звание сеньора. Если этих надежд и ожиданий с вас достаточно, Санчо, и вы желаете вернуться ко мне на службу, – в час добрый. Но если вы думаете, что я стану подрывать древние обычаи странствующего рыцарства, то вы заблуждаетесь. А потому, друг Санчо, возвратитесь домой и объявите мое решение Тересе. Если вы с ее согласия решитесь служить мне, надеясь только на награды, – милости просим! Если же вы не желаете разделить со мною мою судьбу, так оставайтесь с богом и наживайте себе царство небесное. Советую вам, Санчо, вспомнить поговорки: было бы на голубятне зерно, а голуби найдутся, добрая надежда лучше худого поросенка, и еще – из-за хорошей тяжбы стоит полушку упустить. Как видите, братец Санчо, я не хуже вашего умею сыпать пословицами. Все это я говорю к тому, что у меня и без вас найдутся оруженосцы, может быть, более преданные и ревностные и не такие неуклюжие и болтливые, как вы!